– Она пахнет, Сестра, – доложила одна из полицейских, уже готовая к укусу.

– И живот у нее набух, – сказала другая, поводя своими крюками.

– Это запах моей породы. Я флора, и я полевка, а живот я растянула нектаром, собранным с тысяч цветов, которые я облетаю каждый день, чтобы принести их достояние в наш улей. Смиряться, Подчиняться и Служить.

– Смиряться, Подчиняться и Служить! – прокричали пчелы в ответ, словно эти слова произнесла Премудрая Сестра.

– Тихо!

Полицейская, обследовавшая Флору, стукнула ее по голове. На секунду злость заставила Флору ослабить замок антенн.

– Она что-то скрывает! – прокричала полицейская. – Она закрывает от нас свои антенны!

– Открой их, – сказала Премудрая Сестра, подходя к Флоре вплотную. – Открой их.

Флора сопротивлялась, пока жрица не применила всю свою силу, чтобы взломать ее разум, и тогда она сняла печати.

Высокие ревущие воздушные потоки – бормочущее дерево – осы на складе, собирающиеся атаковать…

– Как ты смеешь!

Премудрая Сестра отошла назад, и Флора снова закрыла антенны и встала спокойно. Впервые за много дней она почувствовала слабую и отдаленную пульсацию Служения в сотах. Затем она увидела многочисленных уборщиц, лепившихся по краям комнаты. Некоторые, глядя на нее, кривили лица в уродливых улыбках, а она знала, что, несмотря на негласное правило, запрещающее им здесь присутствовать, они все равно пришли посмотреть ее танец.

Премудрая Сестра повернулась к полевкам.

– Раздувшееся эго – следствие вашей рискованной работы. Вы начинаете верить тому, что говорят вам цветы, а не Священному Закону. Только Королева и семья имеют значение. – Она обернулась к Флоре: – До окончания дня ты вернешься к уборщицам, и все будут командовать тобой. А завтра ты вылетишь на рассвете, и если к полудню не вернешься с полным зобом нектара, тебя изгонят.

Полевки вышли вперед, не дожидаясь разрешения.

– Никому не под силу такое: сейчас столько нектара не найти – цветы уже на исходе, любая из нас зря старалась бы до смерти!

Премудрая Сестра воззрилась на них, ее антенны потрескивали.

– В воздухе вы можете думать за себя. Здесь эту обязанность берет на себя Разум Улья. Не перечьте ему.

Флора вышла вперед.

– Я принимаю задание. – Она перевела взгляд на уборщиц. – Я сделаю все, что смогу, ради чести моего улья.

– Тогда ты проиграешь, ибо честь твоей породы в грязи и служении. Утверждать иное значит смущать умы.

Запах Служения стал сильнее проникать сквозь соты, и жрица подняла антенны.

– Наша Мать, которая в трудах, да святится Утроба Твоя.

Все пчелы подхватили молитву, сбрасывая напряжение в привычной красоте Королевской Молитвы, и их голоса зазвучали по всему залу Танцев. Флора тоже произносила слова молитвы, ее сердце вернулось к жизни в ходе этой стычки. Воздух вокруг стал теплым и мягким, так как множество сестер встали рядом с ней, защищая и разделяя с ней свою силу. Они бормотали слова Королевской Молитвы, поскольку не могли говорить, ведь это были флоры.

Рассвет нового дня был холодным и ясным. Где-то в вышине сладко пели птицы, их трели разносились в мягком зеленом свете фруктового сада. Это было как будто самое обычное утро, но Флора, выйдя на взлетную доску, ощутила перемену. Она расправила крылья, но не завела мотор. Все было тихо, спокойно и неподвижно, лишь сверкающие пряди струились между деревьями. Одна такая прядка реяла на ветру, пока не зацепилась за ветку. В следующий миг она упруго натянулась, и по ней соскользнул паук, оставляя за собой еще одну. Он искусно закрепил нить за ту же ветку, а затем взбежал обратно по сдвоенной пряди, восемь его ног так и мельтешили.

– Я слышала, как Премудрая говорила об этом вчера, – произнесла одна полевка, Мадам Кизил. – Когда приходят пауки, недолго и до зимы.

Флора взглянула на кружевные паутины, сияющие на деревьях, на эти изысканные ловушки, расставленные поперек летного коридора.

– Получается, они это знали.

На взлетной доске появилось больше полевок, но, увидев Флору, они остановились. Зная о ее невыполнимом задании, они посторонились, позволяя ей взлететь первой. Чертополохи отдали ей салют.

– Королевской скорости, Сестра, – пожелали несколько полевок. – Да пребудет с тобой Мать.

Солнце сияло. Флора кивнула оставшимся, запустила мотор для резкого взлета и оторвалась от доски.

* * *

После сбора урожая поля являли собой бурые пустыни, над которыми парили птицы, а узкие зеленые убежища по краям пропали – там теперь лежали сломанные стебли и комья земли. Цветы по обочинам дорог свешивали запыленные головки, и в них не было ничего, что могло бы пригодиться пчелам. Флора отправилась проверить дикий шиповник, о котором упоминала в танце, и почувствовала, что его аромат ослабел, а красота поблекла. Когда она пролетела мимо, куст печально сбросил несколько лепестков.

В городке тоже почти ничего не осталось; лишь кое-где в садах встречались подходящие цветы, правда, там было множество иностранных цветов соблазнительного вида, стройных и ярких, гордо демонстрировавших свою бесполость. Наперстянка и львиный зев, требовавшие к себе особого подхода, который Флора освоила в совершенстве, давно пропали, бурачники облетели, однако еще оставалось несколько фуксий, с их висячими бутонами, куда было нелегко проникнуть. Флора собрала все, что могла, но этого было так мало. Она уже была готова оставить сады с их черными мусорными контейнерами, над которыми жужжали мухи, когда учуяла цветущий чертополох.

Даже самые консервативные пчелы из улья Флоры ставили это растение выше прочих сорняков благодаря силе его нектара и мастерству, которого требовал подход к нему. Она обнаружила растение за вонючими контейнерами и приблизилась. Чертополох был таким сильным, что пробивался сквозь щебенку и темную щель между контейнерами, поднимая к свету свою заостренную сиреневую корону. При появлении Флоры он усилил запах, а прикосновение ее лапок заставило его заостренные лепестки благодарно заколыхаться.

Она выпила все без остатка, а затем принялась облетать городок в поисках другого чертополоха, одуванчиков, низкорослого красного щавеля или хоть чего-либо, что могло дать нектар, ведь ее зоб не был наполнен даже наполовину. Флора уловила запах сахара от бумажного мусора, гонимого ветром по земле, но он напомнил ей об осах, и она решила не останавливаться. Полярный угол солнца сместился ближе к полудню. Ее зоб был заполнен лишь наполовину, но если она продолжит поиски, ей придется растратить на топливо то, что она уже собрала. Больше искать было нечего, и лететь некуда, только домой.

* * *

Полуденный свет размыл очертания паучьих сетей, и Флора чуть не забыла о них, но вовремя услышала предупредительное гудение полевок на доске. Сделав крутой вираж, она облетела яблони и вертикально опустилась на взлетную доску, чувствуя, как расходуется топливо на этот сложный маневр. Судя по напряженным лицам других полевок, им тоже пришлось облететь паутину подобным образом. Гвардия приблизилась к Флоре.