Но этот последний месяц был таким прекрасным, и ничто, ничто не омрачало его. Филип казался таким же довольным и счастливым, как и она сама, он стал проводить с ней больше времени. Они каждый день ездили вместе верхом. Он рассказывал о прошлом, казался таким открытым и искренним, ничего не утаивал. Так почему же она сейчас здесь? Откуда такая перемена в Филипе? Почему? Почему?

Вопросы не давали ей заснуть. Когда они отдыхали, переживая дневной зной, Кристина лежала с открытыми глазами и все думала и думала, но не находила ответа. Она машинально ела хлеб и пила воду, которые давал ей Рашид, но ее голова разрывалась от неотвязных мыслей. Она снова и снова перебирала в памяти все случившееся, отчаянно пытаясь найти разгадку. Но снова наступали сумерки, и нужно было ехать дальше.

– Черт возьми, опять эта духота! - раздраженно думал Джон Уэйкфилд, садясь за письменный стол, чтобы просмотреть утреннюю почту. Стояла зима, и погода была не такой жаркой, как в то время, когда он впервые оказался в этой мерзкой стране, но всю последнюю неделю невыносимо парило, хотя не выпало ни капли дождя. Проклятый климат до смерти осточертел Джону.

И к тому же не дает покоя желание поскорее увидеться сегодня вечером с Карин Хендрикс. Милая, прелестная Карин. Джон возблагодарил свою счастливую звезду за то, что позволил Уильяму Досону вытащить его в оперный театр на прошлой неделе. Иначе он не познакомился бы с Карин.

Ледяной озноб прошиб Джона при мысли о том, в каком аду он существовал первые три месяца своего пребывания в Египте. Но все изменилось с тех пор, как пришло письмо от Крисси, - и удача вновь улыбнулась ему.

Громкий стук прервал его раздумья.

– Кто там? - рявкнул он.

Дверь распахнулась, и в душную клетушку, служившую ему кабинетом, вошел сержант Таунсон, представительный мужчина, почти вдвое старше Джона, с ярко-рыжими курчавыми волосами и такими же усами.

– Там, на улице, араб. Хочет увидеть вас. Говорит, дело чрезвычайной важности.

– Они всегда так говорят, сержант. Насколько я понимаю, мы здесь для того, чтобы поддерживать мир и порядок, но неужели эти люди не могут обращаться со своими дурацкими сварами к кому-нибудь другому?

– Вы правы, сэр. Чертовы дикари не понимают, что мы здесь лишь затем, чтобы лягушатники держались подальше. Мне впустить его?

– По-видимому, придется, сержант. Дьявол…, как же я буду рад, когда смогу убраться из этой страны.

– Вы читаете мои мысли, сэр, - согласился Таунсон и неторопливо вышел.

Через мгновение, услышав тихий скрип закрывшейся двери, Джон поднял глаза и увидел шагавшего к его столу необычайно высокого араба. Джон еще не встречал туземцев такого роста.

– Вы Джон Уэйкфилд? - спросил молодой человек, гордо глядя на хозяина кабинета.

– Лейтенант Уэйкфилд, - поправил Джон. - Могу я узнать ваше имя?

– Оно не имеет значения. Я пришел получить награду, обещанную за возвращение вашей сестры.

Еще один, уныло подумал Джон. Сколько их, охочих до денег мерзавцев и воров, уже прошло перед его глазами! Он потерял счет людям, надеявшимся разбогатеть без особых трудов, но все они смущались и несли чушь, стоило ему объяснить, что, прежде чем платить, он должен проверить достоверность сообщенных ими сведений. Он уже не раз отправлялся в бессмысленные экспедиции по городу и пустыне, но всегда возвращался ни с чем.

Даже прочитав письмо Крисси, переданное поспешно исчезнувшим молодым туземцем, он не оставил своих поисков. Хотя она и писала, что счастлива, Джон считал своим долгом убедиться в этом лично. В конце концов, возможно, все это ложь, и Кристину просто вынудили написать письмо. Заветным желанием Джона было отыскать человека, который похитил Кристину и вместо того, чтобы жениться на ней, сделал ее своей любовницей. Уж Джон смог бы заставить негодяя повести сестру под венец!

– Разве вы не хотите вернуть свою сестру?

– Прошу прощения, - извинился Джон. - Я задумался. Вы знаете, где находится моя сестра?

– Да.

Этот араб вел себя по-другому. Не колебался, не отводил глаз, как остальные. Джон почувствовал слабый проблеск надежды.

– Откуда мне знать, что вы говорите правду? Меня слишком часто обманывали.

– Могу я задать вопрос?

– Конечно.

– Откуда мне знать, что вы отдадите мне деньги, после того как я отведу вас к вашей сестре?

– Хороший вопрос, - мрачно кивнул Джон и, открыв нижний ящик стола, вынул оттуда небольшой тяжелый мешочек.

– Это золото лежит здесь с того дня, как похитили мою сестру. Можете пересчитать, если хотите. Вы получите все, что я обещал, если говорите правду. Деньги мне не дороги. Я хочу только одного - вновь увидеть Кристину. - Джон помолчал, изучая лицо молодого араба:

– Скажите, откуда вы знаете, где моя сестра?

– Она жила в моем лагере.

Джон так быстро вскочил, что уронил стул.

– Вы - тот человек, который увез ее?

– Нет, - просто ответил араб, не отступая под свирепым взглядом синих глаз.

Поняв, что нет причины впадать в ярость, Джон немного успокоился.

– Далеко ли до вашего лагеря?

– Нам не придется никуда ехать.

– Но тогда…

– Ваша сестра здесь.

– Здесь?!

– Мы ехали много дней. Она уснула прямо на коне. Вы можете увидеть ее из окна.

Джон ринулся к выходившему на улицу окну и тут же гневно обрушился на араба:

– Вы лжете! Там никого нет, кроме арабского мальчишки! Чего вы ожидали добиться подобными уловками?

– А…, вы, англичане, так недоверчивы! Неужели вы ожидали увидеть свою сестру одетой, как она одевалась раньше? Она жила в моем племени и носила арабское платье. Выйдите на улицу и убедитесь, что я говорю правду, - пожал плечами араб и, повернувшись, направился к двери.

Это слишком просто, чтобы быть обманом, подумал Джон. Все, что от него требуется, - это спуститься вниз и посмотреть. Так почему он до сих пор медлит у окна?

Захватив мешочек с деньгами, Джон последовал за арабом.

Оказавшись на залитой солнцем улице, Джон подбежал к лошадям, привязанным к столбу перед домом, и остановился перед вороным арабским скакуном с шелковистой шерстью, на котором неподвижно сидел одетый в черное, покрытый пылью всадник. Если это очередной обман, он способен разорвать негодяя на куски!

Но так легко узнать, Крисси ли это. Достаточно поднять черную куфью, скрывающую лицо.

В этот момент лошадь переступила с ноги на ногу, и спящий седок начал валиться на землю. Джон едва успел подхватить его. Куфья откинулась назад, открыв грязное, покрытое следами слез лицо, которое Джон узнал бы где угодно.