— А ты ей не сказала, что у учителя сейчас всего два пути? — поинтересовалась Римка. — Или сойти с ума на любимой работе, или махнуть на все рукой? И ты, видимо, двинулась по первому. А вот лично я, например, все пытаюсь раздвоиться. Как обезьяна в анекдоте про умных и красивых…

— Ой, закисли мы совсем, бабы! — ужаснулась вдруг Людасик. — Ни одной красивой мысли в голове! Хоть бы ты, Марыська, что-нибудь повеселей рассказала! Ты же у нас теперь в элитных кругах вращаешься! Ну-ка!

И обе они уставились на меня в уважительном ожидании.

— Ну-у… Что вам сказать? — Я добросовестно сосредоточилась. — У нас в элитных кругах, конечно, все и умные, и красивые! — Но, подумав, созналась: — Хотя, знаете, тоже не без проблем…

С утра мне было не по себе. Так вот иной раз сидишь за рабочим столом, искренне пытаясь оформить бланк заказа учебников на будущий год, а учителя, сами уже издерганные за учебный год, назло издеваются, сбивая тебя с толку рассуждениями вроде: «Ладно, пишите уж на седьмой класс программу Кутузова… хотя чем он лучше Коровиной, я не понимаю! Пишите, ладно, на седьмой Коровину! Какая разница, если все равно учебников не дадут! Хотя мне, знаете, сейчас некогда… А может, я зайду после уроков?» И вот, проводив очередную коллегу, тоскливо вздохнешь… И вдруг оглянешься и увидишь, как серо-сиреневые тучи снова обложили небо и неподвижно замерли складки оконных штор, а книги прижались друг к другу молча, плотно, словно партизаны перед расстрелом, — и ни с того ни с сего накатит на сердце совершенно ниоткуда взявшиеся тоска и даже страх, от которых только вскочить бы на ноги и умчаться что есть силы куда глаза глядят!

Но никуда я, как водится, не убежала, а дисциплинированно досидела до конца рабочего дня, доехала до дома на троллейбусе, зашла в гастроном за хлебом и только потом дала себе волю — занялась полезными для НАШЕЙ ЖИЗНИ делами. Поскольку ничто лучше не могло успокоить меня!

Я включила теплую воду и всыпала в таз двойную дозу «Ариэля», готовясь довести до совершенства замоченную с утра тюлевую занавеску, еще не слишком грязную, но явственно источавшую запах пыли и курева. (Ибо я не собиралась допускать уныние в нашу жизнь! Окно в комнате формировало наш образ внешнего мира, а занавеска формировала образ окна!)

Запах порошка всегда успокаивающе действует на меня. Может быть, потому, что стиркой я опять-таки не перегружена — постельным бельем и крупными вещами у нас занимается мама, не доверяя никому другому, а стирать собственную одежду для меня с детства было развлечением, игрой в «большую», хотя тогда еще никто слыхом не слыхал ни об ароматерапии, ни о том, что вода, мол, смывает не только грязь, но и отрицательную информацию. Но мне всегда казалось, что после стирки вещи как бы начинают новую жизнь, а с ними — немного и я сама.

Только-только я погрузила руки в теплую ароматную воду, как вздрогнула от телефонного звонка.

— Дома? — кратко уточнил Валерий и, не дожидаясь ответа, распорядился: — Возьми мой паспорт и пенсионное, все в красной папке, ну, там, в шкафу… Можешь приехать побыстрее? Чайковского, шесть. Не доезжая до конечной «двойки» одну остановку… Где стадион «Юность», знаешь? Туда на четырнадцатом, а там пересядешь на двойку… чем скорее, тем лучше!

Я со вздохом оторвалась от занавески, сполоснула руки. Лак на ногтях, конечно, начал облезать, и следовало бы стереть его, но я тут же отбросила эту мысль, вспомнив голос Валерия. Так напряженно и отрывисто он говорил только в особых случаях — это тоже был знак НАШЕЙ ЖИЗНИ.

Что-то случилось!

Неизвестность я переношу плохо. Поэтому через полторы минуты я уже выходила из дома, через четыре — втискивалась в четырнадцатый троллейбус, а через четверть часа стояла на упомянутой остановке.

Остановка эта была мне незнакома, и хотя располагалась где-то в районе стадиона «Юность», самого стадиона отсюда видно не было. Вокруг тянулись ряды убогих, примерно с полвека не крашенных хрущевок, в пыли и потеках, кое-где, однако, оживленных самоуверенными вывесками: «Все для свадьбы», «Пассаж» и «Ваш подарок». Вывески раздражали, прямо-таки стреляя в глаза навязчивой яркостью.

Троллейбус «двойка» и не думал показываться. А Валерий ждал меня с документами — или документы со мной? — яростно косясь по сторонам.

Через полчаса мне стало не по себе. Солнце уже отступило за дома, и сумрак начал сгущаться. Освещение разом изменилось, словно вместо цветного фильма включили черно-белый. Наступала пора возвращения с работы. Вокруг быстро собиралась толпа, большей частью из угрюмых женщин — с сумками, кульками или зонтами в руках или через плечо, с бледными остатками макияжа или вовсе без него. Мелькали подростки в джинсах и курточках, не то больные, не то замученные или голодные, с недетским сумраком во взглядах — эти скорее всего возвращались с поздних занятий или от репетиторов, решила я. И еще мне подумалось, что в районе с таким неласковым климатом и ранними сумерками должны жить только замкнутые и необщительные люди.

Весь угрюмый народец, как и я, ежась от холода, высматривал «двойку». Но ждали ее покорно и уныло, без шуток и ругательств — верный признак, что здешнее средство передвижения имело свободный график.

Наконец вдали замаячил призрак рогатой фигурки. Толпа несколько оживилась, зашевелилась, прихлынула к краю тротуара. Призрак стал стремительно расти, приобретая убедительные очертания. Я тоже устремилась к дороге, готовясь к борьбе за свой пассажирский шанс. И вот уже долгожданный транспорт приблизился, мягко затормозил и приостановился… на предыдущем квартале! Из него быстренько посыпались игрушечные человечки. Наша толпа издала сдержанный стон и замерла, не веря в очевидное. Лишь несколько шустрых юношей рванулись было навстречу, но поздно — троллейбус уже несся мимо, набирая ход и разбрызгивая лужи.

Неужто мне когда-то нравились вот эти рогатые чудища?!

Моя вера в судьбу, человечество и трамвайно-троллейбусное управление стремительно таяла. Я принялась отчаянно махать рукой всем проезжающим частникам, такси и чуть ли не велосипедам. Но жизнь в этом затерянном углу подчинялась каким-то иным законам! Частники в упор не замечали меня. Пустые такси, притормозив, проезжали мимо!

Прошло, должно быть, несколько часов. Во всяком случае, достаточно, чтобы дважды сходить пешком домой и обратно. Нет, трижды сходить пешком!

Временами передо мной вставало видение: глаза Валерия и его жестко сжатый рот. Он сказал: «Побыстрее!.. Чем скорее, тем лучше!» ЧТО же все-таки случилось?!

Шестое по счету такси проехало мимо. Я опустила затекшую руку.

— Да не хотят они везти, — проскрипел за плечом старушечий голос. — Тут же конечная рядом, тупик: за поворот и три остановки… невыгодно им.

— Три… остановки?! — выдохнула я. Но оглянуться на старушку не успела: ноги уже уносили меня за поворот.

Вид у меня был, надо думать, устрашающий: растрепанные волосы, слезящиеся от встречного ветра глаза и, само собой, заляпанные грязью сапоги. Валерий, однако, и не подумал двинуться навстречу: стоял и невозмутимо наблюдал, как я, чуть дыша, преодолеваю последние метры, — ни дать ни взять участник группового забега «От шестидесяти и старше» на спартакиаде школьных работников. Да он, кажется, еще и снисходительно улыбался!