— М-м?

— Мне стукнет пятьдесят.

— Золотой век…

— Издеваешься?

— Почему?.. Для мужчины!

— Мужчины — это человеческие существа. И женщины — человеческие существа.

— Молодец! Отлично сказано!

— Все-таки издеваешься?

— Наоборот, восхищаюсь! Не от каждого мужчины услышишь такое.

— М-м? А что обычно говорит тебе каждый мужчина?

— Как тебе сказать… В основном вариации на тему «курица не птица…».

— Но может быть, они отчасти правы?

— Ну во-от! А я-то думала — наконец встретила мужчину своей мечты!

— Жена говорила, что я — помесь Обломова с Маниловым.

— Между прочим, они оба были по-своему счастливы!

— Это тоже говорила.

— Извини.

— Ничего, я привык. Да, может быть, это и есть мое счастье, только я этого до сих пор не понял.

— Ну-ну… Ведь мы уже договорились: наступила новая жизнь!

— Вита нуова, да?

— Именно!

— А что-то все вокруг подозрительно смахивает на старое…

— Да ничего подобного! Прислушайся… Слышишь, нет?!

— Что именно?.. Вот машина проехала.

— Аплодисменты! Овации! Вокруг мужчины во фраках… и здесь… и там — целая толпа! А это тебе вручают… точно не могу рассмотреть… кажется, Нобелевскую… или Букера? Смотри сам! Ну, видишь?

— Кажется, смутно… А, да! Вот и ты рядом — в своем школьном костюмчике!

— Гнусная клевета! Черное платье для коктейлей! Декольте! И колье с бриллиантами!

— Слушай, где ты пряталась до сих пор?! Да знаешь ли ты, что испортила мне лучшие годы жизни! Сколько я не написал из-за тебя!

— Вот-вот! Переложить ответственность на женщину! Очень по-мужски.

— Не придирайся. Теперь главное — успеть наверстать упущенное!

— Можешь сесть за машинку прямо сейчас.

— В данном случае я имел в виду другое…

Мы серьезно занялись делами. Мы рьяно включились в организацию журнально-издательского процесса. Мы обзвонили весь авторский состав «Литературного цеха» и обязали:

Жоржа — строго и придирчиво просмотреть рукописи, претендующие на место в редакторском портфеле;

Чизбургера — еще раз тщательнейше проработать композицию своей новой повести — той самой, где не хватало «мяса» на сюжетных «костях»;

молодых поэтов-мужчин — перестать дразнить Метелкину и Лизу ЖЕПОЙ, то есть женской поэзией, и активнее возделывать свои собственные творческие участки;

Томика — предварительно ознакомиться с сюжетами предназначенных для второго номера произведений и приступить к наброскам иллюстраций.

Сам Валерий твердо обещал мне подготовить для второго же номера не менее трех глав нового романа.

На всю подготовку мы отвели приблизительно месяц.

Возможно, мы управились бы и быстрее. Но мы были еще слишком неопытны в издательском деле. Да к тому же и Сам все еще пребывал в Москве и, как выразилась по телефону прекрасная Диана, не определился с датой возвращения.

Поэтому мы решили показать пока что часть оригинал-макета хотя бы ей.

— Я слушаю вас! — объявила она.

Мы озадаченно молчали. Диана смотрела на нас, порхая ресницами, деловито-приветливо, даже любезно. Но… КАК НА НЕЗНАКОМЫХ! Ее пальчики с французским маникюром зависли в воздухе над компьютерной клавиатурой. Было ясно, что наше общение не должно затянуться.

— Мы по поводу оригинал-макета второго номера, — наконец нарушила молчание Томик.

— Второго номера — чего именно? — так же любезно уточнила Диана.

Последовала новая изумленная пауза.

— Второго номера. Журнала. «Литературный цех», — отчеканила Томик.

— Журнала! Да-да… Но дело в том, что Анатолий Петрович не давал никаких распоряжений, — сообщила Диана. И улыбнулась чуть сконфуженно — словно фея, забывшая начало заклинания.

Мы переглянулись, вернее, тупо посмотрели друг на друга.

В это время Диана кинула беглый взгляд на экран монитора, и ее пальчики пришли в движение и легко пробежались по клавиатуре. И в тот же миг Славик (с перевязанной после укуса собаки рукой) воскликнул, протягивая ей папку:

— Нет, но вы хоть сами просто гляньте! Может, здесь что-нибудь не так?

Она коротко качнула головой — все еще любезно, но явно отрицательно, — продолжая стучать по клавишам. Точнее, это был не стук, а чуть слышное постукивание или даже что-то вроде легкого шуршания. Выглядело это изящно: блестящие сиреневатые ноготки не утопали в клавишах, а лишь чуть прикасались к ним. Ничего похожего на машинку. Мне было видно, как на экранчике монитора появляются и тут же исчезают какие-то квадратики и прямоугольники с надписями.

— Но ведь вы понимаете… существует определенная договоренность! — раздался вкрадчиво-недоумевающий голос Валерия. — И мы со своей стороны…

Тут она, более не церемонясь, досадливо дернула плечом. Она даже разомкнула губы в блестящей помаде, чтобы сопроводить свой жест соответствующей репликой, но в этот момент что-то на экране приковало ее внимание, и она удивленно вытянула шею, позабыв закрыть рот.

— Пошли, — негромко скомандовал Жорж.

— Но! Все-таки! В чем дело? — с вызовом начала было Томик, но он уже увлек ее к выходу. И все мы разом вдруг оказались снаружи, за серой дверью. Отошли на несколько шагов и только здесь остановились.

Посмотрели друг на друга: то ли осмысливая произошедшее, то ли чего-то ожидая. Но дождались лишь того, что Чизбургер одним прыжком вернулся назад и, громыхнув серым металлом, распахнул дверь и прокричал с угрозой:

— Вы!! Еще пожалеете!

— Дурак, Федька… — пробормотал Жорж. Сегодня ему можно было дать лет шестьдесят: лоб в морщинах, тусклый взгляд исподлобья… Неужто это и был тот самый франт со шнурками вокруг щиколоток? Неужто он танцевал с Томиком ламбаду?

— Это называется — мальчик наигрался, — вяло сказал он. — В Москве у него другие забавы. А когда вернется, скажет — пока нет возможности финансировать. Или — добавьте общественно-политическую рубрику, тогда посмотрим. Или — переезжаем в новый офис, не до того… Или срочная командировка в Испанию… И это уже навсегда. Как все они …

Не закончив фразы, он как будто поперхнулся, резко повернулся и не оглядываясь зашагал прочь. И остальные ошеломленно двинулись за ним.

— Подождите… Как же так? Ребята! — рванулась я вслед.

Но кто-то властно удержал меня за руку. Валерий стоял позади. Он медленно и молча покачал головой.