– А вы? – Инициативы Алаторцев отдавать не хотел.

– Еще нет. Но, наверное, начну, когда у меня будет время хорошенько над этим поразмыслить, – Феоктистов немного помолчал и добавил: – Сейчас нужно действовать. Расскажите мне подробно – где живет этот человек, когда он уходит на работу и каким путем, во сколько возвращается. И прочее. Мой вопрос понятен?

С тех пор они не встречались и не созванивались. В тот понедельник, вернувшись от Алаторцева, он, Феоктистов, не спал всю ночь, обдумывая ситуацию. Он вовсе не безоговорочно поверил Андрею, но в главном сомневаться не приходилось. О работе Алаторцева стало известно третьему лицу. Оно настроено недоброжелательно и может стать опасным. Для Алаторцева. Того, конечно, можно отдать на съедение, никаких доказательств их связи не найти. А хоть бы и нашли – ничего криминального ему, Феоктистову, не пришьешь. Да, меценатствовал, давал деньги симпатичному знакомому ученому. На какие исследования? А это, простите, спросите у него. Так что, оставить все как есть? Денежные потери мизерные… Нет, не пойдет. Тогда гробится и его только что начатая игра, хуже того – подрывается репутация. В глазах тех, на кого так долго, терпеливо выходил, он останется трепачом – пустобрехом, обычным хвастуном, – и второго шанса ему не предоставят. Если о заигрывании с наркодельцами за его спиной узнает Карамышев, то у Феоктистова могут возникнуть… неприятности.

Итак, решено, на недоброжелательное лицо надо надеть намордник. А надежный намордник бывает только один…

Во вторник утром он вызвал к себе Мещерякова. Этот тип был креатурой Карамышева, именно тот привел угрюмого, диковатого парня в «Грифон», распорядился обеспечить тому московскую прописку и пристроить к работе. Прописка бывшего зэка влетела Феоктистову в изрядную сумму, но тогда, в двухтысячном году, оспаривать приказания Карамышева он еще не решался. У Геннадия Федоровича имелись веские основания предполагать, что Мещеряков – глаза и уши Карамышева в «Грифоне», спасал лишь невысокий интеллект его теневого «комиссара». Но для Феоктистова подобное положение вещей становилось все неприятнее, особенно сейчас, когда о некоторых делах и связях его любимого детища, ЧОП «Грифон», Карамышеву знать было вовсе не обязательно.

Что ж… Опытный охотник бьет двух уток одним выстрелом. Он имел два сильных козыря против Мещерякова. Начать с того, что «комиссар» отличался патологической жадностью, наверное, подсознание требовало видимой, осязаемой компенсации за нищее детство. При виде пачки «зеленых» глаза его загорались, как у первоклассницы при виде шоколадки. К тому же он оказался, нет, не извращенцем, но… В сексе он ничего не мог без садизма. На этом однажды чуть крупно не погорел. Отмазка его от обвинения в изнасиловании и неминуемого срока обошлась Феоктистову втрое дороже прописки карамышевского подкидыша. Притом Мещеряков чуть не в ногах у него валялся, лишь бы ничего не дошло до его благодетеля. Карамышев всегда слыл пуританином и за такие «развлечения» мог наказать серьезно. Вот и настала пора получать проценты по вкладу.

– Вот что, Валек, – Феоктистов пододвинул Мещерякову стул, налил рюмку шведского «Абсолюта», – я бы мог тебе приказать. Но я прошу. Помоги мне, как я тебе когда-то. Есть правило – плати добром за добро.

– Что я должен сделать, Геннадий Федорович?

– Пустяки. Три вещи: застрелить моего личного врага, получить за это от меня пять тысяч баксов и тут же навеки забыть о первых двух вещах. Кстати, аванс, – Феоктистов достал из ящика бандерольку из ста десятидолларовых банкнот, – возьми прямо сейчас.

Мещеряков было потянулся к пачке «зелени», но тут же неуверенно спросил:

– А Карма об этом знает?

Феоктистов улыбнулся одними уголками узкого рта:

– Нет. Не знает. И не только об этом, ты понял меня, Валек? Я же сказал – это мой личный враг. Смелее бери деньги, они твои. И налогом не облагаются.

– Понял, – буркнул Мещеряков.

– Славненько. Оружие и инструкции получишь от меня в семь вечера у ресторана «Колос», это около Ботсада, ближе к телебашне. Тачкой озаботься сам.

Осталось доделать немногое. Феоктистов дождался ухода Мещерякова, достал из сейфа импортную блестящую японскую «штучку», приобретенную им по случаю лет пять назад и с той поры спокойно ждавшую своего часа. Отсоединил крышку из матового металлопластика, некоторое время ковырялся отверткой многоцелевого швейцарского перочинного ножика в «штучкиных» потрохах. Вот так. Кодировку – номер своего мобильника – ввести придется, правда, в подвале у Игорька, у технарей. Но саму «штучку» он туда не понесет, не-ет! Зачем светиться? А по одной крышечке хрен кто догадается. И поставит куда надо он ее сам. Кстати…

Феоктистов еще раз нырнул в недра сейфа, достал новенькую сотовую трубку PHILIPS и прикинул к ней «штучку». Чуть великовата, но не беда! Это он тем же ножиком подправит, даром, что ли, физтех заканчивал? Там не только головой, но и руками работать обучали. Знать бы, для чего понадобится, усмехнулся Феоктистов. Трубу новую жаль немного, еще ведь и «Макарова» незамазанного с концами отдать придется, хорошо, он мужик запасливый. Но для милого дружка – хоть сережку из ушка! И штука баксов ушла, но по-другому этот придурок и заподозрить мог чего. Геннадий Федорович весело расхохотался – дорого обходится карамышевский птенчик! При жизни сплошные затраты, и в ящик задешево не уложишь. Ну, хоть по пути на тот свет полезное дело сделает!

Он сам вчера удивился, поняв, что главное чувство его после беседы с Гуровым – досада на покойного Мещерякова. Ничего нельзя этим неумехам поручить! И сказал же ведь ему при инструктаже: не жадничай, немедля выброси «ствол»! Когда мобильник вручал, повторил еще: «Сначала избавься от пистолета, потом позвони мне и доложи о результате акции». Хоть бы из машины вылез перед отзвоном, дебил. Но серьезно Феоктистова это не обеспокоило. Он отвечает за своих сотрудников, пока они на работе. На досуге пусть хоть пол-Москвы перестреляют! Никаких реальных выходов на него у этого мента с претензией на элегантность нет и быть не может: Мещерякова сейчас в другом месте допрашивают. Специалисты с копытами. А Игоря он на всякий случай впрямь в отпуск отправит, недели на две. Совершенно непонятен, правда, был назойливый интерес Гурова к информации по кадрам, но пусть его! Самое важное хранится в закрытых файлах, и никаким ментам туда не добраться. Не ментам – тоже.

Но вот сегодняшний кавалерийский наскок Гурова на Олега его обеспокоил. Все прекрасно укладывалось бы в схему: тупая милицейская скотина грозно мычит и роет рогом землю по причине полной неспособности сделать что-то поумнее, если бы не два момента. То, что ему было известно о полковнике Гурове, совершенно не вязалось с его поведением. Значит, играет, пудрит мозги. Зачем? И главное, с какого бока здесь Алаторцев? Почему это вдруг Гуров его портретом у Олега перед носом размахивал? Да еще фамилию называл… А этого инфантильного неврастеника Олега он вышвырнет. С кем работать, прости господи?! Барахло, а не люди.

Феоктистов еще не знал, что его доморощенный киллер вдвойне спортачил: Ветлугин умер не мгновенно. Алаторцев ему пока этого не сообщил. Иначе Геннадий Федорович беспокоился бы куда сильнее…