Эндрю повернулся к ней.

– Почему бы и нет?

– Раз… два… три!

Камень. Камень.

– Раз… два… три!

Бумага. Бумага.

Третья попытка. Эндрю подумал о ножницах, но в последний момент переметнулся на камень. Пегги выбрала бумагу и сжала его руку своей ладонью.

– Бумага накрывает камень.

Так они и стояли, касаясь друг друга руками. В какой-то момент показалось, что голоса замерли, шум стих, все глаза обратились к ним, и даже книги на полках затаили дыхание. Потом Пегги уронила руку.

– Боже, – прошептала она. – Смотри.

И Эндрю увидел у кассы женщину – с чашкой чая в руке и очками на цепочке. Глаза у нее были зеленые, а вьющиеся волосы – седые. Пегги схватила Эндрю за руку и потащила к кафе в холле.

– Это ведь она, да?

Эндрю пожал плечами – ему не хотелось подогревать надежды Пегги.

– Возможно.

Пегги снова потянула его за руку, чтобы он не мешал пройти пожилой паре с подносами, заставленными чашками с чаем и нагруженными булочками. Усевшись за стол, мужчина дрожащей рукой намазал булочку маслом. Женщина искоса посмотрела на него.

– Что? – спросил мужчина.

– Сначала масло, потом джем? Ну ты и тупица.

– Так и положено.

– Чепуха. Мы каждый раз из-за этого спорим. Должно быть наоборот.

– Ерунда.

– А вот и не ерунда!

– Ерунда.

Пегги закатила глаза и мягко подтолкнула Эндрю вперед.

– Идем. И так уже кучу времени потеряли.

Они направились к прилавку. Эндрю чувствовал, как с каждым шагом сердце бьется все быстрее и быстрее. И только когда они добрались до женщины и она взглянула на них, оторвавшись от кроссворда, Эндрю заметил, что Пегги держит его за руку. Женщина отложила ручку и негромким, слегка хрипловатым голосом курильщицы спросила, чем может им помочь.

– Возможно, мой вопрос покажется вам немного странным, – сказала Пегги.

– Не беспокойся, дорогая. Мне здесь задавали очень странные вопросы, ты уж поверь. Один бельгиец несколько месяцев назад спросил, продаем ли мы книги о скотоложестве. Так что вперед.

Пегги и Эндрю слегка неестественно рассмеялись.

– Мы лишь хотели узнать, не начинается ли ваше имя на букву Б, – сказала Пегги.

Женщина недоуменно улыбнулась.

– Вопрос с подвохом?

Эндрю почувствовал, как Пегги крепче сжала его руку.

– Нет.

– В таком случае – да. Меня зовут Берилл. Я продала вам какую-то сомнительную книгу или что?

– Ничего подобного. – Пегги бросила взгляд на Эндрю.

Наступила его очередь. Он вынул из кармана фотографию и протянул ее женщине. Она взяла фотографию, посмотрела, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на узнавание.

– Чтоб мне провалиться. – Берилл перевела взгляд с одного из них на другого. – Думаю, чашечка кофе не помешает.

На известие о смерти Алана Берилл отозвалась коротким горестным выдохом, словно воздушный шарик с именин недельной давности, наконец признавший поражение.

Эндрю всегда сообщал новости родственникам по телефону и никогда при личной встрече. Наблюдение за непосредственной ответной реакцией Берилл оказалось весьма неприятным опытом. Она задавала ожидаемые вопросы – как Алан умер, кто его нашел, где и когда должны состояться похороны, – но у Эндрю возникло ощущение, что она чего-то недоговаривает. А потом, конечно, прозвучало кое-что еще…

– Утки?

– Их тысячи, – ответил Эндрю, разливая чай по чашкам. Он чуть не ляпнул «клянусь мамочкой», но вовремя сдержался.

Пегги показала Берилл фотографию с надписью про уток на обороте.

– Мы решили, что это имеет какое-то отношение к делу.

Берилл улыбнулась, но глаза ее увлажнились, и она достала из рукава платочек, чтобы промокнуть их.

– Я помню тот день. Погода стояла ужасная. По пути к нашей обычной скамейке мы увидели припаркованный у обочины дороги фургон с мороженым. Парень внутри выглядел таким подавленным, что мы подошли и купили себе по порции «99», просто чтобы приободрить беднягу. Мороженое мы съели еще до сэндвичей – как какие-нибудь декаденты!

Взяв чашку обеими руками, она поднесла ее к лицу, и стекла очков у нее моментально запотели.

– Вы помните, как делали снимок? – спросила Пегги.

– О да, – ответила Берилл, протирая очки платком. – Мы хотели сфотографироваться в магазине, потому что впервые встретились именно там. Знаете, Алану понадобилось прийти раз десять, чтобы набраться храбрости и заговорить со мной. Никогда не видела, чтобы человек тратил столько времени, притворяясь, что рассматривает книги по сельскохозяйственной технике Йоркшира восемнадцатого века. Поначалу мне казалось, что он на самом деле любит сельское хозяйство, или Йоркшир, или и то и другое, но потом я поняла, что он стоит там только потому, что оттуда удобнее всего исподтишка наблюдать за мной. А однажды я заметила, что он держит книгу о сеялках вверх ногами. Как раз в тот день он наконец подошел и поздоровался со мной.

– И у вас сразу завязался роман? – спросила Пегги.

– О нет, далеко не сразу, – ответила Берилл. – Время было неподходящее. Я только что развелась с мужем, а это не самое приятное из приключений. Сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, почему вбила себе в голову, что нужно выждать. Просто мне казалось, что следует взять паузу, пока пыль слегка уляжется. Алан говорил, что понимает – мне нужно время, но это не помешало ему приходить следующие шесть недель, прикидываться, что его все так же интересует фермерство, и подкрадываться, чтобы перемолвиться со мной, как только появлялась свободная минутка.

– Шесть недель? – выговорила Пегги.

– День в день, – подтвердила Берилл. – Даже когда я пять дней отсутствовала из-за ангины, он все равно являлся, хотя мой босс предупредил его, что меня не будет всю неделю. В конце концов у нас состоялось первое свидание. Чай и булочки с глазурью в этом самом кафе.

Разговору помешала одна из работниц заведения, принявшаяся шумно собирать посуду с соседнего столика. Они с Берилл обменялись леденящими улыбками.

– Эта хуже всех, – сообщила Берилл, когда женщина оказалась за пределами слышимости, но в объяснения вдаваться не стала.

– И после этого вы с Аланом зажили вместе? – закинула удочку Пегги.

– Да, мы действительно стали неразлучны, – подтвердила Берилл. – Алан работает – о, теперь мне, наверное, нужно говорить работал – плотником. Мастерская находилась у него дома, чуть дальше по дороге, возле небольшого кладбища. Я переехала к нему сразу после Рождества. Ему было шестьдесят, но он выглядел гораздо моложе. И ноги у него были здоровые, крепкие, как бревна.