Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако истоки разрушительных тенденций можно обнаружить и задолго до этого — внутри самой Русской Православной Церкви, в отношениях ее иерархов к истокам православия, в частности, к традициям греческой православной церкви и в целом к византийской традиции. Среди таких тенденций безусловно следует выделить раскол 1666 года, воздействие которого на религиозное сознание народа было настолько глубоким и сильным, что оно сказывалось на протяжении ряда столетий вплоть до сегодняшнего времени. В связи с этим естественно обратиться к основным идеям, связанным с расколом, а также к самой личности патриарха Никона, явившегося ключевой фигурой этого исторического события.
Об этой незаурядной личности писали довольно много и у нас в России, и за рубежом, писали с чувством, с пристрастием, или осуждая его, или оправдывая. Прежде всего большое внимание ему уделяли русские историки: Н. И. Костомаров, С. М. Соловьев и другие, а также многие русские мыслители и богословы, как например, протоиерей Г. Флоровский.
Патриарх Никон жил в XVII веке, который получил название «Смутного времени» — времени политических и социальных кризисов и катастроф, времени народных восстаний, времени духовных и нравственных потрясений, переломов и катаклизмов. И тем не менее, почему-то это время называли «застойным», «дореформенным», видимо, по сравнению с XVIII веком, с реформами Петра I.
Однако уже само название этого времени как «смутного», «бунташного» говорит о том, что оно не могло быть «застойным» — оно несло в себе значительные преобразования во многих сферах жизнедеятельности.
Социальный уклад, быт, нравы, обычаи, верования, казавшиеся вечными, стали меняться, что вызывало беспокойство, тревогу, волнение, духовную неуверенность, неустойчивость. Вроде все еще живут, как жили раньше их отцы и деды, но уже что-то нарушилось, исчезает простота и естественность, все становится менее понятным, менее ясным, все усложняется. Начинают сравнивать «что есть» с тем, «что было» и «как было», и становится очевидным, почему и отчего вековые устои начинают рушиться. Встает вопрос: «Что делать?»
Блюстители и охранители старины, старого быта, начинают говорить об «отходе от истинной веры», ибо все нововведения рассматривались как отступления от веры отцов и дедов. Они полагали, что все новшества идут от Запада, от «латинской службы и еретического чина», то есть от католической церкви и движений протестантизма. Охранители старины призывали держаться старины и отвергать привносимые в быт новшества.
Было обнаружено, что важнейшие книги при переводе и переписке были значительно искажены, поэтому возникла необходимость в их «исправлении». Речь шла об «исправлении» Библии, Катехизиса, Потребника и других церковных книг. Уже патриарх Филарет начал исправлять тексты церковных книг, таких, как Потребник, Служебник, Минеи, Октоих, Шестоднев, Псалтырь, Апостол, асослов, Триодь цветная и постная, Евангелие напрестольное и учительное. Сменивший Филарета патриарх Иосиф продолжил печатание богослужебных книг с предварительным их исправлением. Однако исправление книг было далеко не простым делом. С одной стороны, сличение с древними книгами и рукописями на греческом языке требовало наличие хороших специалистов, которых тогда почти не было. «Справщики» сами или не знали греческого языка или знали, но очень плохо, поэтому им не хватало профессионализма для подлинного исправления книг. Кроме того, не всякий греческий оригинал был настоящим оригиналом, не всякая рукопись была настоящим образцом, которому надо было следовать. И хотя Троице-Сергиева монастыря келарь монах Арсений Суханов привез с Афона 500 рукописей, а греческие архиереи прислали еще более 200, работать с ними оказалось некому, в силу незнания палеографии и греческого языка. Исправление осуществлялось преимущественно по печатным книгам — киевским, литовским, венецианским, — к которым сами греки не питали доверия: «имеют депапежи и лютеры греческую печать и печатают повседневно богословныя книги святых отец, и в тех книгах вмещают лютое зелье, поганую свою ересь». Исправщики в основном стремились просто восстановить смысл, но и они часто ошибались и наряду с исправлением вносили искажения текста. И все-таки «справщики» делали полезное и нужное дело — кое-что они действительно исправляли. Однако только при царе Алексее Михайловиче эта работа получила смысл церковной реформы и церковного возрождения, когда вокруг царя возник кружок «боголюбцев», в который вошли духовник царя Стефан Вонифатьевич и боярин Ф. М. Ртищев, понимавшие церковное возрождение как «путь в греки».
Внешние разногласия касались обрядовой стороны: креститься двумя или тремя перстами, произносить «аллилуйя» два или три раза, различать молебное перстосложение от благословящего, которое должно изображать имя Иисуса Христа четырьмя буквами — Ис Хс, само имя писать не Исус, а Иисус; вводится «единогласие» в церковную службу, которое означало переход к «раздельноречному» пению, способствовало музыкальной реформе — переработке нотного материала и новому соотнесению текста и музыки и т. д.
Если за «справой» скрывалось покаяние, нравственное обращение и собранность, а за «огречиванием» Русской Православной Церкви стояло подведение «греческого» как православного под единого православного русского царя, ответственного за греческое православие, то за реформой» скрывался вопрос церковно-политический — соотношение светской и духовной власти — «цезарепапизм» или «папоцезаризм», «Империя» или «Священство». И хотя сама реформа продумывалась в царском дворце, а Никон был как бы привлечен к ней, он принял в этой реформе самое активное участие, по существу она стала делом всей его жизни.
Что за человек был патриарх Никон, «один из самых крупных, могучих деятелей русской истории», как именовал его известный русский историк Н. И. Костомаров?
Известно, что он родился в селе Вельдеманово, недалеко от Нижнего Новгорода, в семье крестьянина Минова. При крещении его назвали Никитой. Вскоре после его рождения умерла мать. Отец женился на другой женщине. Мачеха невзлюбила Никиту. Она ухаживала за своими детьми от первого мужа, а Никиту кормила только черствым хлебом, часто била до крови, а однажды так его ударила, что он упал в погреб и чуть не умер. Когда он подрос, отец направил его учиться грамоте. Никите нравилось учиться, поскольку он был весьма любознательным. Ему захотелось познать премудрость священного писания, и в 12 лет он уходит в Макариев Желтоводский монастырь, где постигал основы монашеской жизни: послушание, нестяжание, служение, молитва, созерцательная жизнь.
Однажды отец позвал его домой, известив, что бабушка находится при смерти. Никита вернулся домой, и вскоре умерла не только бабушка, но и его отец.
Он женился, у них было трое детей, но все они умерли в младенческом возрасте. Он усмотрел в этом указание свыше: отречься от мира и уйти в монастырь. Жену он уговорил уйти в московский Алексеевский монастырь, а сам подался на Белое море, принял постриг в