Бекс невесело поднимает стакан:

– Давай накатим.

Один человек выдает себя за другого человека, покончившего с собой. Он угрожает мне, не знает, какой сегодня день, и бонусом выдает сносную пародию на Марию Корви.

Так и знал, что на книгу сползутся психопаты, но чтобы такое? Это же надо, на что готовы пойти люди ради эпизодического появления в произведениях Джека Спаркса. Почем мне знать, может, «инспектор Кавальканте» и этот шутник вообще одно и то же лицо. Прознал слух о случае на сеансе итальянского экзорцизма и решил повеселиться. Голова раскалывается от человеческой деградации.

Я охотно киваю, и мы с Бекс чокаемся.

– Чем черт не шутит, мисс Лоусон?

Бекс наклоняется ко мне, чтобы прошептать ответ. Я надеюсь на: «Ну, мы могли бы оказаться в одной постели». Но нет, вместо этого я, конечно, слышу:

– Вон тот парень… Как думаешь, это Закк Уайлд?[15]

В 3.33 ночи я просыпаюсь от уже привычного сна о Марии. Голова – тухлый арбуз с вонзенным в него мачете. Вокруг – все в серых тонах.

На кровати рядом со мной – темная фигура.

Бекс лежит на спине на белоснежных простынях. Она в одежде. Я в одежде.

К тарахтящему гулу кондиционера примешивается что-то еще. До меня не сразу доходит, что Бекс похрапывает.

С гримасой я сползаю с кровати и топаю в ванную. Останавливаюсь в дверях и щелкаю выключателем. Со звуком побитых электрошоком мушек длинные лампы над головой, моргая, пробуждаются, жгут мне зрачки. Я вхожу, чувствуя холодный ламинат под подошвами, и благодарю себя самого за то, что нашел время запастись хорошими обезболивающими. Не запивая, проглатываю дозу, которая на глаз кажется мне максимально приемлемой.

Примостившись на краешке ванны, я жду, когда подействуют таблетки, и из-под толщи выпитого в «Рэйнбоу» алкоголя всплывают на поверхность мозаичные воспоминания. Вчерашний вечер в самопроявляющихся полароидных снимках.

Я фотографирую счастливую Бекс с Закком Уайлдом на веранде ресторана, и мы оба вежливо улыбаемся.

Тип в белом жилете кричит нам вслед на Бульваре Сансет – мы оставили чемодан Бекс на этой самой веранде.

– Вы же не хотите, чтобы его сперли? – укоряет нас этот гений риторического вопроса.

Я говорю Бекс, что через меня продолжает жить Хантер Томпсон[16].

Бекс говорит про Лоуренса. Хоть убей, не помню что.

Мы по очереди седлаем механического быка в ресторане «Сэддл Ранч». Звонко хохочем, когда вращающееся устройство сбрасывает нас на напольные маты. Пиво за пивом, запиваем виски. Таковы наши правила.

Я говорю, как презираю Паранормальных за их манипуляции. Жалуюсь, что через мое видео они хотят устроиться на всем готовеньком.

О боже. Жадные поцелуи взасос на Бульваре Сансет. Моя спина прижата к стене, тепло Бекс прожигает меня насквозь. Два взрослых человека, а ведем себя как пьяные подростки, и мои руки стискивают обтянутую денимом попу Бекс. Беззубая старуха плетется мимо, волоча за собой две большие сумки, полные хлама, говорит: «Я б на вашем месте купила пистолет». Из-за сильного южного акцента растягивая слова: «Я-а-а б на ва-ашем ме-есте купи-ила пистоле-е-ет».

Момент упущен, и мы всю дорогу до отеля смеемся, впоминая старуху.

Пятимся от машин, невозмутимо шагаем по проезжей части. Машины бешено гудят вслед.

Тут мои воспоминания обрываются напрочь. Должно быть, мы отрубились, как только добрались сюда.

– Джек…

Слышу настойчивый шепот поблизости. Я жду, что вот-вот дверь в ванную раскроется, войдет заспанная Бекс, потянется за таблетками…

Но дверь остается неподвижным прямоугольником в стене напротив.

Выхожу из ванной, все еще ожидая врезаться в Бекс.

Но Бекс мирно похрапывает в кровати.

Она звала меня во сне! Это явно хороший знак, особенно после наших поцелуев.

– Джек…

Опять этот шепот. Он как ледяной звон, прорезающий гул кондиционера. Или это и есть гул кондиционера? Звуковое искажение, обман слуха? Некоторые товарищи упрекают меня в самовлюбленности, но неужели же я мог зайти так далеко, чтобы слышать собственное имя в шуме кондиционера?

– Джек…

Одно я знаю точно. Я стою лицом к кровати, но шепот отчетливо раздается за моей спиной.

Я разворачиваюсь и утыкаюсь взглядом в бледную полоску желтого света, вползающего из-под входной двери.

Желтую линию рассекают два красноречивых темных мазка. Две подсказки, что кто-то стоит за моей дверью.

Нашей.

Воображение рисует там Марию Корви. Ничего не могу с собой поделать. Сумасшедшая со звездами в глазах шепчет мое имя.

В Гонконге я ее видел, могу увидеть и в Лос-Анджелесе.

Ниточки, узелки, такие отчаянно правдоподобные.

За мной – прерывистое дыхание Бекс.

Надо мной – холодный воздух, струящийся меж створок кондиционера.

Передо мной – дверь с тенью внизу.

Голова раскалывается так, что нет сил все это терпеть. Я стремительно преодолеваю расстояние до двери.

Но… Я мешкаю перед тем, как выглянуть в глазок, вырезанный под схемой эвакуации.

– Джек…

Мое имя просачивается ко мне сквозь дерево. Нет, точно сквозь дерево.

Это что, приближается очередная галлюцинация? Если я выгляну в глазок, уставятся ли на меня в ответ желтые, мерцающие, осуждащие глаза Марии Корви? Пропавшая без вести, возможно, уже мертвая… Неужели и впрямь дает о себе знать чувство вины? Но разве я должен чувствовать себя виноватым перед убийцей? Знаю, что сказал бы доктор Санторо… Что угодно, лишь бы ничего не противоречило его полюбившейся теории.

Гори оно все огнем.

Я приближаю глаз к медному кружку.

Ничего. Никто не смотрит на меня в выпученную линзу. Мой номер – в самом конце длинного коридора, который убегает вдаль, мимо дверей, прямые линии которых дугой загибаются в линзе глазка. Приглушенное освещение вдоль стен могло казаться мне ненавязчивым, приятным и стильным по вечерам, но сейчас они нагнетают зловещую атмосферу.

Я пытаюсь сообразить, какого роста была Мария Корви. Если она стоит вплотную к двери, увижу ли я ее?