Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но хуже всего пришлось девчонке. Похоже, ее совсем не готовили к каким-то неприятностям, и она удержалась в седле. Лучше бы вылетела! Потому как все равно упала, но вместе с лошадью. Мне даже показалось, что что-то хрустнуло, хотя я слышать ничего не мог, так как, естественно, был ближе всех к грохнувшему амулету. Вообще-то их положено швырять подальше. Но так и вспышка могла оказаться уже за двумя атакующими, да и амулет еще имеет заряды, а вещь страшно полезная и дорогая.
Я развернулся, подхватил сумку и со всей возможной скоростью побежал прочь, кожей чувствуя вязкое сопротивление окружающей маны. Но скорость у мага, конечно, никакая. Догонят слуги на раз-два. Так что в лес! В кусты!
Успел. Потом побежал лесом вдоль дороги. Остановился только, чтобы привести себя в нормальный вид. Дальше пошел по узким тропинками. Места здесь заселены плотно, народу по лесу шатается тоже немало, и если на просто шагающего черт-те где путника, еще могут не обратить внимания, то бегущего вооруженного человека точно не забудут.
А через час я наблюдал из кустов и слушал прискорбный для меня диалог у ворот малюсенького городка.
- Приказано задержать бродягу! Молодой. Одет хорошо. Может быть с боевым шестом. Может представляться подмастерьем мага. Высокий, волосы темно-зеленые. А лучше задерживайте всех подозрительных и чужих! - прокричал всадник в легких доспехах на гарцующем разгоряченном коне.
- А что он натворил? - удивленно закричал в ответ старший воротный страж.
- Искалечил дочь графа! - ответил гонец, уже направляя коня к следующему городку.
- Ох! Наше маленькое солнышко! - запричитала какая-то бабка, спасавшаяся от копыт и неразберихи, стоя по колено в придорожной канаве. А потом зарыдала.
- Однако! - бормотал я, пробираясь кустами на запад. - Попал я в переплет. Дочка графа! Да еще любимая в народе. Хотел бы я знать, за что? Тут не сильно светлые правители, если судить по хамящим на дорогах юнцам.
А еще через час я с высокого холмы заметил облаву. Длинные цепи, растянувшиеся на сколько хватала взгляда. Одна, другая, третья. Люди медленно брели мне навстречу, сжимая в руках вилы, косы, цепы и прочий сельхозинструмент. Лаяли собаки и плакали дети. Эти-то откуда? Может просто из каких-то городков поблизости?
Я тоскливо огляделся в поисках спасения. Можно, конечно, бежать назад, но, боюсь, там навстречу идет такое же. Затем заметил деревню на холме в паре верст от меня и припустил туда.
Осмотр деревни показал ее относительную безопасность. По улицам бродило несколько женщин и стариков, да носилась очумевшая от суматохи стая детей. Мужчины, похоже, ушли ловить меня. Жители деревню пока не покинули, но кое-где уже были заметны приготовления. Там телега, груженая какими-то мешками, ждет, печально опустив оглобли, там начали разбирать богатый дом.
А ближе всего ко мне, на окраине, высился небольшой храм, двери которого заколачивали досками два говорливых деда. Рядом стоял, покачиваясь с пятки на носок, важный пузатый мужик и покрикивал, чтобы работники меньше болтали, а больше шевелили руками. Когда забивание дверей было завершено, мужик достал огромную, с тарелку размером, печать, завернутую в тряпицу. Смешал из двух банок какую-то фигню. Щедро намазал доски в нескольких местах и прилепил в углы заколоченной двери четыре печати. Потом опечатал так же оба малюсеньких окна здания. Но тут поставил всего по одной печати.
Затем велел старичкам ждать два часа и важно удалился. Те выждали от силы минут пять и смылись отдыхать от трудов в трактир.
Я выбрался из кустов и осмотрел выходящее на лес окошко. Потом аккуратно отодрал печать, затем доски. Вернул печать, но так, что теперь можно было смещать доски, не тревожа темно-бордовую кляксу с выдавленным кругом, украшенным кучей надписей.
Затем забрался внутрь, закрыл окно и огляделся. Храм был окончательно покинут, но со всем уважением. Более яркие пятна невыцветшей краски на месте каких-то картин. И даже на постаменте на места алтаря. Тщательно подметенный пол. Несомненно, раньше это было святилище какого-то любимого бога, а теперь его перенесли в город, дабы не отдавать на поругание нежити в ожидаемой войне.
Я нашел длинную и крутую лестницу, которая вела на верх высокой и очень узкой башенки. Лестница завивалась вокруг центрального столба, однако тот не был совершенно сплошным. Время от времени в столбе попадались незапертые дверцы, за которыми находились каморки около половины ярда в диаметре. Какие-то кладовки. Я осмотрел одну и улыбнулся. Высота у каморки была ярдов шесть. Попробовал залезть вверх. Легко! В случае чего, буду прятаться там. И заметить очень сложно. Надо только принести несколько колышков и забить между камнями, чтобы было за что цепляться, если сидеть придется долго.
Я добрался до верхней площадки башни под нарядным шатром, крытым пластинками из разноцветных камней, и лениво развалился, наблюдая за деревенькой.
Поселение стояло на довольно крутом холме. За храмом в двадцати ярдах зиял обрыв, поэтому вся деревня оказалась с одной стороны от него. Главная площадь была у меня под ногами. Здесь был и дом старосты, и трактир, и пара уличных алтарей каких-то второстепенных божков.
Ну и хорошо! Скучать меньше буду.
Скучать действительно не пришлось. Время шло к вечеру, и из города вернулась какая-то горластая тетка. Новостей у нее был полон рот, но она стоически подождала, пока не соберется вся деревня. Точнее женщины, дети и старики. Ну и староста с трактирщиком. Только после этого откашлялась, испустила полувой-полуплач и начала:
- Ой, бабоньки! Ой, что деется!
А дальше пошло такое, что я только рот разинул! Оказывается, я жестоко надругался над бедной невинной девочкой! Хотел одновременно сделать ее наложницей всей своей черной орды и пустить на какие-то кошмарные декокты! Зрители принимали все слишком близко к сердцу, проклинали меня и возносили мольбы к богам с призывом покарать чудовище.
Я всполошился и бросился изучать свою ауру. Кошмар! Черноты стало намного больше! Все! Это уже аура вполне созревшего негодяя. Еще и эти селяне со всего графства мне сейчас такого намолят. Я вспомнил пояснения Челизии, уклончивые и размытые, но все равно, основная мысль прослеживалась. Если ты сделал что-то плохое, и против тебя ополчились тысячи, то твоя аура