потемнеет заметно сильнее. Если же ничего плохого не делал, то пусть хоть умолятся.

Но я, похоже, сильно обидел ту девчонку, хоть и невольно. Но богов я все равно не понимаю. Что, я должен был безропотно стерпеть побои и унижения от той благородной банды? И та же графинька просто похихикала бы, глядя на удаль своего ухажера. Ну получилось, что пострадали не такие уж виноватые, но это же была оборона!

Я почувствовал, как во мне растет ненависть к богам. Особенно ко всем светлым. Ну кроме Челизии. Та-то с пониманием! Бывшая амазонка, а у тех лишних размышлений «бить или не бить» обычно не возникало.

А потом я опомнился. Классика! Это же классический сюжет легенды. Но не для простых крестьян, а для людей, пытающихся изучать логику и развивать свой мозг. Благородный герой хочет сделать Великое Светлое Дело, но по пути он совершает поступки, хоть и на пользу делу, но не совсем благовидные. Логично, что потихоньку чернеет. Возмущается несправедливостью богов. Чернеет еще больше. Годик-другой, и очередной темный властелин, скрипя зубами, все также идет к своей светлой как снег цели, которая уже с визгом не знает куда от него спрятаться. Горы трупов и опустевшие королевства прилагаются.

Глава 18

Я грустно дослушал трагикомедию на деревенской площади и лег поспать до ночи. Однако, немного позже меня разбудил гомон вернувшихся мужчин. Те реагировали более спокойно, чем их супруги. И ругали всю власть, от графа с его «довыеживавшейся» дочкой, до старосты. Ну и меня не забывали помянуть крепким словцом. Еще я уяснил, что сидеть мне здесь долго. Люди распределяли отряды, которые должны были выдвинуться на посменное сплошное оцепление графства.

А еще я грустно наблюдал хорошо заметные деревья Лаканалейского леса. Нет. Он был еще весьма далеко. Просто деревья... Немыслимые гиганты вздымались на высоту не менее полутора верст. Я не знаю, почему мэллорны могут вырасти выше океана маны. Дойду, спрошу у ушастых.

Совсем уже поздно около храма собралась тайная оппозиция.

- Да не верю я во всю эту жуть, - вещала нескольким наряженным женщинам статная молодая вдова. А потом еще так мечтательно вздохнула! - Просто молодой красавчик обесчестил эту безмозглую дурочку, а потом вовремя смылся. Ну не будут же они так нам все и рассказывать?

Мне даже захотелось переселиться к бойкой и понимающей женщине из холодной и пустой башни. Но я удержался, и как в воду глядел.

Ночью я вылез из храма. Набрал сучков и свежей воды. А потом, обнаглев, пошел за едой. Вечером удалось присмотреть пару дворов со старыми и сонными собаками, так что разжился десятком яиц.

Утром явилось полдюжины жандармов, которые стали на постой. Не трудно догадаться к кому. Ко вдовушке, конечно! Наглые типы целый день бродили по деревне, как бы патрулировали, но откровенно радовались такой необременительной службе. Может хоть их молитвы послужат крошечным противовесом в хоре проклинающих меня голосов?

В обед провели длинную вереницу каких-то бродяг. Никто не верил, что негодяй в этой скорбной колонне. В них даже не бросали ни камнями, ни навозом.

На второе утро прибыл важный тип и под его руководством жандармы и приданные селяне обшарили всю деревню. Зашли и в храм, но я пересидел в вертикальном закутке.

На пятую ночь я так обнаглел, что сходил к дому вдовы и спер котомку с припасами и кувшин вина у жандармов. Прямо из сеней. Они напивались до полусмерти и вспомнить, кто и что сожрал и выпил, были не в состоянии. Ну надоели мне яйца, вытащенные из под куриц.

Я еще раз посмотрел на свою ауру и только обреченно махнул рукой. Все. Это конец! Если такую ауру увидят маги у своего товарища, то без раздумий его прикончат. Ну там, конечно, надо делать поправку на скрывание черноты, но все равно. Если мне взбредет в голову зайти в светлый храм и обратиться к богу, то меня выкинут оттуда. А может и само божество молнией приголубить!

Получается, если сотни тысяч людей будут молиться против относительно небольшого проступка одного человека, то они его могут вычернить, как сажей. Это и есть справедливость толпы? До меня стало доходить, почему Челизию время от времени хотят лишить статуса светлой богини.

На седьмое утро через деревню прошел хирд гномов под королевским стягом. Бородатые коротышки медленно и угрюмо шагали на юг тесными рядами. Вооружение у всех было единообразное - полные доспехи из блестящей стали, прямоугольные стальные ярдовые щиты. Длинные алебарды на плечах, двухлезвийные секиры и арбалеты за спиной.

- Неужели это тоже за мной? - поразился я.

Но это было только начало. В обед пошло королевское войско. Первыми и самыми красиво идущими были пешие пикинеры, мечники и латные арбалетчики. Гулко гремели барабаны, и с тяжелым лязгом, в ногу, быстро шагали ровные ряды угрюмых мужиков. Потом проехали тоже более-менее ровными рядами конные кирасиры. Затем большая толпа магов с подмастерьями вперемешку с их телохранителями. На одного мага два кавалериста, на подмастерье один. Затем огромные травоядные ящеры тащили гигантские катапульты. Ящеры это не быки, и легко поддерживали стандартную скорость войска в пять верст в час. Потом потянулся бесконечный обоз. И в конце, уже менее ровно и с барабанами поменьше, залихватски промаршировала легкая пехота и лучники.

Всего не менее пятидесяти тысяч солдат! И люди еще кричали, что это не единственная колонна. Тут уже и я усомнился, что король принял настолько близко к сердцу страдания молодой графиньки, что послал солидную часть своей армии в это графство за каким-то бродягой.

А вечером с помпой и кучей штандартов ворвался на рысях большой отряд латников. Затем промчался принц, бородатый старый мужик с испитым лицом. А затем долго громыхала кавалькада лучших лордов королевства, оставив нескольких не перенесших тягот пути в местной таверне. Их рвало всю ночь так страшно, что я постоянно просыпался.

Еще через три дня разнеслась весть, что один негодяй, который нанес несмываемое оскорбление юной графской дочке, между прочим, дальней родственнице самого монарха, оказывается, укрылся где-то на севере южного соседа.

Поэтому всемилостивейший монарх и ввел свои доблестные войска для поимки и примерного наказания мерзавца. Несчастные соседи заверяли, что способны изловить единственного человека и собственными силами, но было уже поздно. Войск у них и вполовину от армии вторжения не было, так что пришлось только утереться, посылая то гневные, то жалобные дипломатические ноты попеременно.

Однако, оцепление в этих