Магомед кивает, его рука тянется к бутылке на поясе.

– Много не надо, – предупреждает инструктор, – вода замедлит тебя. Чем больше ты пьешь, тем больше хочется.

…

– И последнее. – Инструктор останавливает уже вставшего Магомеда. – При стрельбе я специально мешал тебе, понимаешь?

– Но зачем?

– Чтобы ты понял: все зависит только от тебя. В бою тебя будут толкать, будут мешать, кричать, рядом могут оказаться твои раненые друзья, но ты не должен отвлекаться ни на что, понимаешь? Ты должен поражать цель, вот и все. Ты – главный. Ты сам принимаешь решения, и от них зависит, будешь ты жив или нет.

…

– Пойдем, еще раз попробуем.

Они выходят из палатки, снова идут к стрельбищу. Навстречу им идет инструктор по снайперской подготовке, в руке у него телефон, он говорит в него на ходу.

– Taip… Aš negaliu kalbėti dabar. Aš paskambinti vėliau. Ne, aš gerai. Apie pratybas. Aš negaliu kalbėti…[58]

Магомед этот язык не знает, но понимает, что это не английский. Где-то он это слышал уже…

Палатка. Ночь. Тишина пустыни и тихий, на грани слышимости разговор.

– Абдуррахман…

– А…

– Ты спишь?

– Не.

– Брат, а что ты думаешь о демократии?

– Ч’анда это все, отвечаю.

– Почему? Мы ведь сами учимся у кяфиров. Посмотри, они богато живут, у них есть машины…

– Кяфиры – это грязь. Ну, сам подумай, брат, если сделать в Дагестан демократия, какой бардак там будет, астагфируЛЛагъ. Скока в Махачкале чертей всяких, жи есть? Нет, надо шариат Аллаха, он строже. Без него все друг друга перережут, за родные слова отвечаю.

– А что потом? На Русню пойдем?

– Аллах знает…

Абдуррахман помолчал и продолжил:

– Я никому это не говорил, брат, но я переменил мнение о русистах. В наших джамаатах таких много, и те русисты, которые приняли истинную веру, сражаются как львы. Я думаю, может, мы и русисты верим в одно и то же, но называем это разными именами?

– А это как, брат?

– Русисты ждут второго пришествия Пророка Исы, которого Коран почитает как пятого пророка, предшествовавшего Пророку Мохаммеду салалаху алейхи уассалям. В Коране тоже сказано о том, что на землю придет Посланник Аллаха, но нигде не сказано, каким он будет. Я думаю, может быть, этим Посланником Аллаха будет Пророк Иса, вторично посланный на землю самим Аллахом, чтобы его учение распространилось на всю землю и не осталось ни единого места, где бы не славили одного лишь Аллаха. Тогда мы и русисты сможем объединиться и вместе пойти на кяфиров войной, чтобы уничтожить куфар везде, где бы он ни был. У нас будет атомная бомба, иншаллагъ. И мы сможем отомстить.

Вот и вся демократия. Какая есть…

И так день за днем. Утром кросс, затем два часа огневые упражнения, днем, пока слишком жарко, теоретические занятия в снабженных кондиционерами палатках, иногда дельные вещи говорили, иногда заставляли всякую ч’анду про демократию слушать. Вечером марш – от кросса он отличается тем, что идешь шагом, но на большее расстояние. Ночевали обычно в пустыне, как бедуины.

Иногда в пустыне встречались и настоящие бедуины. Инструкторы вежливо говорили с ними, бедуины молча смотрели на них, и в их глазах Магомед отчего-то видел осуждение…

– Движение… на одиннадцать.

– Вижу… говори…

– Один пикап. Оружия нет.

– Скорее всего жратву везут…

Магомед дисциплинированно пометил в блокнотике: «19.07 один пикап, белый».

И два значка, один из них означал – оружия нет, второй – не представляет интерес. Так было проще делать записи – и в то же время ты полностью контролируешь ситуацию. Так объяснял Джонатан-устаз, а он знает в этом деле толк. Надо делать, как говорил Джонатан-устаз, тогда останешься в живых.

Теперь они – снайперы. Снайперы Исламского государства.

Снайперы в Алеппо…

А на сей день нет на земле места страшнее, чем Алеппо…

Алеппо – это город, разделенный даже не пополам: линия фронта проходит по улицам и кварталам, изгибаясь уродливой дугой и оставляя одну часть города под контролем моджахедов, а другую – правительственной армии. Практически вся территория вокруг Алеппо – под контролем моджахедов, но дорога на Идлиб контролируется правительственными войсками.

Это еще одна особенность этой войны – чаще всего удержание тех или иных населенных пунктов зависит от того, можно ли осуществлять снабжение гарнизона. Если можно, то он может держаться годами. Территории, находящиеся под контролем моджахедов, тоже условны, там большей частью нет никаких укреплений и постов, и территорией под контролем моджахедов называют обычно ту, где население против Асада, а армии на постоянной основе там нет. У сирийского правительства нет сил и технических возможностей, чтобы наладить постоянное патрулирование с воздуха неконтролируемых территорий с уничтожением всех подозрительных колонн и групп. Впрочем, и в этом случае партизанская война не закончилась бы. Нельзя отрицать – есть значительная часть сирийского общества, поддерживающая моджахедов и готовая сражаться с правительственными силами.

А сам Алеппо, некогда торговая столица страны, – теперь это мертвый, убитый войной город…

Он разделен на две части, и в обеих люди как-то пытаются выжить. Они отгораживаются друг от друга блокпостами и баррикадами – только в Сирии можно увидеть такую картину, когда улица полностью перегорожена поставленными на попа грузовиками – это от снайперов. Часто армейский блокпост, откуда работает снайпер, или высотка какого-то правительственного здания, исклеванная пулями, – это и есть все присутствие власти, а снайперы и вертолетчики, сбрасывающие на город самодельные бомбы – это и есть единственное общение власти с народом все последние годы. Но нельзя только на власть списывать все происходящее: народ тоже хорош. Сирия стала полигоном Сатаны, местом, где в корчах и муках кончается старая история Ближнего Востока и начинается новая. А новая – это ИГ. «Исламское государство»[59]. Шариатские суды, работорговля, секс-джихад, требование закрывать тканью половые органы скота при продаже его на рынке, массовые казни женщин, детей, христиан – всех, кто против. Правоверный, придерживающийся умеренных взглядов, – хуже неверного, и его надо убить в первую очередь. И самое страшное – все эти людоедские идеи и практики имеют поддержку значительной части населения! Сирийцы идут в ССА, во Фронт ан-Нусра (там типа умеренные мусульмане воюют, хотя умеренные это те, у кого патроны кончились), получают там американскую, турецкую помощь, отправляются в лагеря в Турцию, в Иорданию, там проходят военную подготовку, получают оружие, в том числе и ракеты ТОУ, после чего возвращаются и тут же… переходят на сторону ИГ. И точно так же – среди алавитов, христиан, курдов, военных и их семей, может быть, кто-то и понимает, что режим Асада – не лучшее будущее для их страны, но выхода у них нет. Если они сдадутся, дрогнут, проявят слабость, то их самих, все их семьи безжалостно уничтожат, и в этом не сомневается никто. Ближний Восток не идет к демократии, он ищет окончательного решения вопросов. Точно так же, как искали их сто лет назад в Европе – перед Первой мировой…