И все это кажется воплощением ада на Земле – но для того, чтобы иметь полную картину происходящего, надо посмотреть на все и с другой стороны…

На могилки во дворах в общем-то современного для Востока, многоэтажного города – поскольку все дороги простреливаются, и на кладбище хоронить никого нельзя, – когда кого-то убивает при обстреле, его хоронят прямо во дворе дома. Те, кто остался в живых, просто переселяются из разрушенных квартир в соседние и живут дальше.

На медицинские пункты, где из последних сил, без лекарств, пытаются хоть как-то помочь раненым. Раненым пулями снайперов, взрывами бочек со взрывчаткой, которые сбрасывают на города правительственные вертолеты. Нет ничего удивительного в том, что обычное наказание для пойманного сбитого летчика – снять скальп.

На блокпосты, откуда работают снайперы, пулеметчики, на здания тюрем, полицейских управлений, штаб-квартир авиационной разведки – иногда такое здание является единственным опорным пунктом, и осада его длится месяцами. У власти нет сил, чтобы контролировать что-либо, кроме этого, а у народной милиции нет сил взять это укрепленное здание или блокпост. Пуля снайпера – вот единственное общение народа с властью: на многих улицах есть опасные переходы, и у них всегда длинные, по три-четыре метра, крючья. Ими вытягивают в безопасное место раненых…

На магазинчики, владельцы которых не уехали, остались со своими покупателями и по-прежнему продают им свои лепешки, – и какие очереди выстраиваются у этих магазинов.

На народных милиционеров, которые патрулируют свои опасные улицы и с гордостью показывают, как у них сокращается число преступлений. Да, у них на голове повязка с шахадой, но они всего лишь хотят навести и поддерживать порядок в разваливающемся на куски мире. И если единственная религия, единственная система координат, которой готовы подчиняться все – это шариат…. то что тут поделаешь? Да, было бы хорошо, если бы было что-то другое. Но кто им дал что-то другое? Кто показал выход из кровавого тупика? Американцы, которые вломились в соседнюю страну? Турки, которые сознательно дестабилизируют ситуацию? Никто не показал.

Власть и население мятежных территорий живут так уже который год, обмениваясь ударами.

И назад дороги нет.

Для Магомеда Сирия была чем-то далеким, почти таким же, как Мекка, – в Мекку надо было совершить хадж, но он планировал сделать это уже в более взрослом возрасте. Но постепенно он полюбил эту страну. Полюбил жителей мятежного Алеппо – в ответ на ту любовь и восхищение, какие они выказывали по отношению к нему. Он был снайпером. Тем, кто может на равных бороться со снайперами режима. Тем, кто защищает их…

Здесь у него появилась женщина, но самое главное, здесь у него впервые появились чувства к женщине…

Надо сказать, что женщины у него были и до этого. Махачкала в этом смысле обычный российский город, со своеобразным колоритом, правда. Смесь ислама, колхоза и гламура. Девушка – особенно если из хорошей семьи – защищена нормами исламского закона и силой своего туххума. За неподобающие действия могут объявить кровную месть, а это резня на долгие годы. Но женщины есть женщины, и потому они неподобающе одеваются и провоцируют парней – стоит ли удивляться, что потом их насилуют. Но если делать все по-тихому, то можно и без насилия… только чтобы никто не знал.

Магомеду было хорошо с женщинами, но нельзя сказать, что он их любил – просто делал туда-сюда, как и все парни, чтобы напряжение сбросить.

Но Ранию он полюбил…

Рания была палестинкой, у нее было такое же имя, как и у королевы Иордании, и она была врачом. А поскольку она училась в Москве, то знала русский. И работала здесь волонтером в местном центре помощи.

Так получилось, что они попали. Боевики шабихи и скорее всего иранские добровольцы обошли их по соседней улице и отрезали путь к отступлению. Они оказались зажаты на небольшой площади, запросили подмогу и ожесточенно отстреливались. Подмога выразилась в выстреле из самодельного миномета газовым баллоном, набитым взрывчаткой, но хайван, который управлял минометом, перепутал координаты своих и чужих и вместо противника положил мину аккурат на площадь. Магомеду большой осколок ударил по ноге, было плохо – и, астауперулла, могло дойти до того, что придется ногу отнимать. Они каким-то чудом на пикапе прорвались по улице, доехали до пункта медицинской помощи… там как раз дежурила Рания, она была маленького ростика, ему по грудь. И Магомеду было стыдно, он потребовал врача-мужчину, потому что придется срезать штаны, а быть без штанов перед женщиной – недостойно мужчины, воина и моджахеда, идущего по пути Аллаха…

Но ему было нехорошо, и сопротивляться он не мог.

Рания его совершенно не стеснялась, но при этом она не была «четкой бомбитой», каких в изобилии было в Махачкале. И нельзя было сомневаться, что она любит свой народ и Аллаха – волей Аллаха она возвращала к жизни даже совсем безнадежных братьев.

Он зашел к ней на перевязку раз. Потом еще раз и еще…

Потом он зашел уже не за перевязкой.

Рания владела русским, поэтому Магомед в отличие от других братьев смог нормально учить местный диалект в общении с девушкой. С Ранией он также познал все прелести секса не с малолеткой с кучей комплексов, а со взрослой, уверенной в себе женщиной.

На сленге Махачкалы Рания называлась постоянкой, но Магомед не хотел называть ее таким названием.

В джамаате о Рание знали, и кто-то из братьев открыто проявлял осуждение, скорее из зависти, но при этом мотивируя свою позицию отрывками из Корана… впрочем, Коран был столь обширен, что можно было найти отрывок на любой случай, совсем как в полном собрании сочинений В.И. Ленина. Но амир прекратил все разговоры, сказав, что никях на джихаде разрешен, если только он не мешает моджахеду сражаться во имя Аллаха. Никях – это мусульманский брак такой, в Дагестане лесные братья часто его заключали…

Снайперами в Алеппо были все или почти все, но в то же время снайперов было немного.

Международная коалиция, выступающая за отстранение от власти президента Асада, поставила сюда немалое количество огнестрельного оружия, включая и винтовки с оптическим прицелом. Да, устаревшего, но кто назовет устаревшей винтовку «Штейр ССГ» первой модели, произведенную в те времена, когда в Европе была настоящая промышленность, собранную руками квалифицированных австрийских оружейников, которые собирали свою армию на две мировые войны, с оптическим прицелом Kahles, который считался и считается одним из лучших в мире, на который фирма дает пожизненную гарантию. Вот такие вот винтовки попадали в руки самым разным людям, большая часть из которых была гражданскими мстителями, мстящими за убитых или пропавших без вести армии, а заодно и тому парню из соседнего квартала, которому не повезло исповедовать другую религию. Эти люди выбирали позицию, которую сами считали удобной, пробивали там пару дыр в стене, садились и стреляли. По военным, по невоенным, по женщинам, по детям из соседнего квартала – все равно по кому. Все понимали, что жизни теперь не будет, и если не убить или изгнать всех, кто не такой, как ты, война так и будет длиться. Она и длилась – медленная и кровавая мясорубка, без побед и поражений. Просто люди уничтожали друг друга – уже без особых лозунгов, без командования, без идей. Просто уничтожали друг друга…