с прессой, исследовательскими центрами и общедоступными лекториями, в полной мере это не получалось. А зная об этой забугорной активности, они все-таки не решались обрушить на собственных уфологов слишком грубые репрессии. Единственное, чего ни в коем случае не могли себе позволить члены комиссии по исследованию НЛО, так это взять деньги от иностранных коллег, которые охотно дали бы их, поскольку не сомневались, что внимание инопланетян в значительной степени приковано именно к советскому социуму и к советской территории. Читая статьи иностранных специалистов, я не мог не заметить, что они упоминают то тут то там сообщения Абазы и других членов комиссии.

Надо сказать, что это были действительно авторитетные люди в своих отраслях знания, и на месте ЦК и КГБ стоило бы признать, что серьезные ученые, безусловно доказавшие свой советский патриотизм честным трудом на благо родины, то есть на их, ЦК и КГБ, благо, не стали бы заниматься ерундой, а тем более продавать Родину. Но факт получения денег из-за рубежа, от врагов социалистического строя и империалистов, руководство страны однозначно признало бы доказательством шпионажа в пользу иностранных держав. И потому серьезные люди собирали необходимые средства у заинтересованных и сочувствующих буквально по сотне, по десятке. Тем не менее денежный фонд экспедиции пополнялся довольно быстро, и мы надеялись, что к нужному времени средств будет достаточно.

Абаза попросил меня написать знакомому авиационному начальству Северо-востока о наших планах и нуждах, а также посоветоваться, как лучше все организовать на месте. Такое задание выполнить было нетрудно. Не одно мое непосредственное начальство, но и важные лица из территориального управления гражданской авиации были мне довольно близко знакомы, потому что летали со мной не только по служебным делам, но и на самую лучшую в их жизни рыбалку или охоту, куда Макар телят не гонял, а приземлиться и взлететь без особых затруднений мог только я. Я очень надеялся, что людьми такие вещи не забываются даже если они поднялись на высокие этажи служебного здания, а ты, наоборот, совсем покинул его.

Надежды мои оправдались. Из четырех запрошенных лиц трое вскоре ответили. Правда, один из этих людей, самый симпатичный, уведомил, что его переводят в центральный аппарат министерства, и поэтому мы не застанем его, но он передаст преемнику наказ содействовать нам и, в крайнем случае (но именно в крайнем), готов будет помочь нам из Москвы. Двое других начальников оставались на месте. Один из них порекомендовал мне двух вертолетчиков, с которыми имело смысл связаться заранее. Им временами случалось бывать в интересующим нас районе, и они могли бы присмотреть, какие точки вблизи от нашей плеши подходят для высадки. Это был очень дельный совет. Вкусы пилотов самолетов и вертолетов в отношении посадочных площадок существенно разнятся, и узнать мнение корифеев-вертолетчиков стоило загодя. Будущее полетное задание вряд ли могло привести их в восторг, но мысль о том, что к ним обращается с просьбой посодействовать и сам готов с ними лететь известный в недавнем прошлом своей ненормальностью пилот Ан-2 Волгин, могла подсластить пилюлю.

Это вранье, что смелый летчик только и ждет или ищет дела потрудней да поопасней. Я вполне представлял, что даже лучшим в профессии неохота бывает связываться с заданием, о котором они заранее не могут сказать определенно, что оно им по плечу. А вокруг нашей точки всё было сложно. Во-первых, далеко от базы. Поэтому долго перебирать варианты посадки, тратя бесценное в данном случае горючее, недопустимо. Во-вторых, рельеф. Кругом крутые скальные или заросшие тайгой хребты. Само плато невелико и сплошь в тайге. Галечных кос на реках и ручьях, врезавшихся каньонами в скалу, нет. На вершинах гольцов каменные развалы. В-третьих, погода. В этих краях никакая метеослужба не в силах вовремя предупредить обо всех переменах направления и скорости ветра, а главное, о неожиданных ухудшениях видимости во время полета. Пускаться в такое предприятие и лишний раз искушать судьбу нормальный человек вряд ли захочет. Словом, я сразу внял совету своего бывшего начальника и написал обоим рекомендованным вертолетчикам (отметив, кстати, в письмах и это лестное для них обстоятельство), совсем не рассчитывая получить ответ, но твердо зная, что при случае они непременно попробуют уяснить ситуацию в районе плеши.

Я посоветовал Абазе не тянуть с выбором четырех других членов экспедиции. Желательно было еще до отъезда на край земли выяснить, нет ли среди кандидатов какой-то непреодолимой взаимной неприязни. Тем более, что предстояло провести вместе в двух или трех палатках не неделю, а месяц или полтора. Я по опыту знал, что многие интеллектуалы, когда они вынуждены делать бытовую работу: готовить еду, таскать и рубить дрова, мыть посуду и убирать за другими в свое дежурство — очень легко раздражаются и выходят из себя. Предварительное знакомство, конечно, не гарантировало совместимости, но могло сослужить хорошую службу.

За исключением экстрасенсов, специалистов, готовых отправиться смотреть и документировать плешь в тайге у черта на рогах, было предостаточно, но подавляющее большинство из них могли оставить свою основную работу только на время очередного отпуска, то есть на двадцать четыре рабочих дня или двадцать восемь календарных. Я сильно опасался, что в такой срок мы можем не уложиться, и настоял, чтобы Абаза обязательно об этом предупреждал. Он поддался нажиму неохотно, и я не сразу понял, почему, однако вскоре догадался. Большинство толковых специалистов молодого возраста, готовых выполнять не только профессиональную, но и всю остальную работу, а также относительно легко переносить холод и полевые неудобства, по этой причине сразу отпадало. Оставались либо доктора наук, либо кандидаты, которым положен отпуск в тридцать шесть рабочих дней, а такой публикой не очень-то покомандуешь, особенно если они возненавидят первобытные условия, в которых им придется жить, а заодно и друг друга. Приходилось надеяться только на то, что доктора докторам рознь, что и среди них найдутся такие, которые продолжают оставаться молодыми людьми, движимыми научным энтузиазмом. Я еще раз вспомнил об этом, когда стал составлять список вещей, необходимых в тайге, поскольку Абаза поручил мне и это. Соображая, сколько надо взять топоров, я автоматически вписал в свой перечень «6» и только потом спросил себя, почему именно шесть. Мысль моя была, вроде бы, предельно понятна: все должны одинаково работать, особенно если придется готовить вертолетную площадку перед обратным вылетом. Значит (перефразируя есенинское выражение «кажному мужику по пинжаку, каждой бабе по паре ведер»), «кажному» мужику надо дать по топору. Выходит, именно шесть. Так, да не так. Неизвестно, все ли они умеют обращаться с топорами, не поломают ли топорище при рубке леса? Там, на месте, делать новое топорище