Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да тут и без машины Ульбрехт видно, чья в парне кровь. У нормальных людей глаза желтыми не становятся.
К шуму в ушах Милдред привыкла. Говоря по правде, не так уж он и мешал. Главное – сосредоточиться.
Она и сосредоточилась, благо бумаги доставили, пусть и не все, но Милдред хватит.
Устроившись на полу, она вытаскивала из ящика одну папку за другой.
Читала имя. Раскрывала. Выбирала снимок, тот, который самый первый. Вяло удивлялась, что женщины на них выглядят живыми. И укладывала снимок по левую руку.
Брала следующую. Раскрывала. Перелистывала страницы, скользила взглядом по строкам, которые, казалось, давным-давно выучила наизусть. И пересматривала фотографии, чтобы вновь выбрать одну.
И снова…
Лука появился на седьмой папке.
– Тебе отдыхать надо, – сказал он с порога. Мрачный какой. И мокрый. И грязный. И все равно стало вдруг спокойней.
– Потом. – Милдред покачала головой. Ей отчаянно хотелось поделиться тем, что она поняла. – Иди сюда. Пожалуйста.
На полу оставались следы, и Лука стянул ботинки. Куртку уронил на пол, но подошел. Сел и, не удержавшись, коснулся губами ее макушки.
– Извини.
– И не подумаю. – Милдред прижалась к его плечу. Не стоит обольщаться, этот роман обречен изначально. Просто… так сложилось.
Эмоции. Нервы. И тот, рядом с кем спокойно. Но стоит вернуться в офис, и Лука поймет, что Милдред – вовсе не та женщина, рядом с которой будет комфортно жить.
– Смотри. – Она поспешно отогнала ненужные мысли. – Это первые жертвы. Видишь?
Она водила пальцем со снимка на снимок. Копии. Оригиналы в архиве, но копии научились делать отменного качества.
– Обрати внимание, насколько он аккуратен и дотошен. Продумана каждая деталь. Наряды. Прически. Позы… на первый взгляд здесь то же самое.
Милдред вытащила снимок той девочки из местного кафе.
– Здесь то же самое. На первый взгляд.
На второй и третий тоже. Поза. Прическа. Наряд. Множество мелочей, которые кому другому показались бы неважными.
Лука слушал.
Он, в отличие от прочих, умел слушать. И быть может, если представить, что потом, по возвращении, он останется хотя бы другом, Милдред бы рассказала.
О том, каково это – пытаться встать на ноги.
О том, как болит спина и каждый шаг – будто последний. О том, как немеют мышцы и всякий раз появляется страх, что онемение не пройдет никогда. О том, как с упреком смотрит самый близкий человек, пусть никогда и не скажет, но ты по глазам видишь, что где-то в глубине души тебя считают виноватой. Не уследила. Не остановила. Не спасла.
А потом разум гаснет, безумие защищает от боли.
Рассказала бы об академии, где свои порядки, и Милдред даже для них была странноватой с ее корсетом, который пришлось носить несколько лет, с неуклюжестью и мрачным нравом.
Лука потерся щетиной о ее плечо.
Выслушал бы?
Да. И потом они бы вместе посмеялись над глупой девочкой, которая пыталась доказать всем и каждому, что слабый дар – это не приговор, что она может… сама не знает, что может.
Милдред вздохнула:
– И смотри дальше. Если отрешиться от самих убийств, что мы видим? Человека в высшей степени педантичного. Для него очень важны детали. А еще он осторожен. Продуман. Он выбирает место и время. Он заботится о том, чтобы ему не мешали, как тогда, когда сторож парка был усыплен. И он точно не дразнит полицию.
– Не дразнит?
– Эти девочки – его произведения искусства, то, чем он желает поделиться. Не с полицией, но со всеми. Остальное вторично. А вот здесь… – Она вытащила снимок головы на блюде. – Здесь я вижу вызов. Приглашение к игре. Чучельник не стал бы возиться с тем, что не вписывалось в его представления о прекрасном, а это – не вписывалось.
И руки тоже. Чьи – установить не удалось. Пока числились в базе улик под номером.
– Он дразнит нас. Он показывает, что лучше нас. Умнее. Быстрее. Ловчее. И розы – это демонстрация силы. И умений. Он хвастается. А еще… – Милдред зажмурилась, пытаясь успокоить срывающееся сердце. – Я кое-что вспомнила… то есть я думаю, что это память, но вынуждена предупредить, что ни один суд не примет эти воспоминания в качестве доказательства. Слишком давно все было, травма опять же.
– Насрать на суд. – Лука обнял ее и сдавил так, что ребра заныли, правда, тотчас отпустил. – Ты как?
– Жива, как видишь. И голова работать стала. Тогда, много лет тому, Чучельник действовал не один. У него был кто-то, кто помогал. Кто-то, кто перетащил разбитую машину на трассу. Кто выкинул меня рядом. Кто-то, кто позаботился убрать лишние следы. И отправил шерифа. Или… он сам отправился. Бритва Оккама. К чему плодить сущности? Он меня узнал, а значит, возможно, видел тогда, а не снимки в газетах. Про меня писали лишь в одной, и то мельком. Всех интересовал Чучельник и его жертвы. Я знаю. Я собрала все вырезки. Потом. Позже.
Собирать тот альбом начала еще тетушка, которой казалось, что именно так она помогает следствию.
– То есть шериф?
– Не знаю, – вынуждена была сказать Милдред. – По возрасту подходит. И… Эшби были в этом замешаны.
– Розы?
И розы. И безумие Лукреции Эшби, за которым виделась очередная тайна.
Сгоревшая мастерская. Драконы. Дети. Весь этот нелепый городок, упрямо хранивший свои секреты. Сапфировая подвеска и очередная пропавшая женщина, пусть и мошенница, но все же. Вихо Саммерс. Его сестра, которая умеет говорить с драконами. И обожает Ника Эшби, о чем знает весь город, но уже не смеется даже, потому что такая слепая любовь пугает.
– Их было двое. Как минимум двое. И раньше Чучельник сдерживал своего… помощника? Ученика? Я не думаю, что тот был менее азартен. Но он и не пытался заигрывать с полицией. А теперь вдруг совсем иная модель поведения, словно роли поменялись. И я пока не понимаю, в чем причина. Чучельник не уступил бы лидерство. Он перфекционист, а значит, склонен контролировать всё. И всех. И почему тогда он вдруг позволил тому, другому, начать собственную игру? Не понимаю.
Милдред замолчала.
Лука тоже молчал. Он брал один снимок за другим. Подносил к самому носу, близоруко щурился – вот упрямец, носил бы свои очки, никто бы и слова не сказал, но нет же – и откладывал, чтобы взять следующий.
Потом поднялся. Подал руку и сказал:
– Идем, я хочу тебе кое-что показать.
Глава 16
Лука прежде не