– И все равно она хорошенькая.

Я покачал головой.

– В последнее время у меня немного барахлит сцепление, так что будь осторожнее.

Томми кивнула, ловко закрутила волосы в «конский хвост» и, сев за руль, медленно поехала по подъездной дорожке по направлению к шоссе. Проводив взглядом задние огни «Викки», я вернулся в кухню.

Мэнди стояла у раковины в фартуке Лорны; ее руки были по локоть в мыльной пене. Дядя за столом спокойно допивал кофе. Увидев меня, он кивнул.

– Сейчас она закончит, и ты можешь отвезти ее домой, Чейз.

Мэнди аккуратно сполоснула тарелку и поставила в сушку.

– Если судья Такстон примет решение в нашу пользу, – сказала она дяде, – это можно будет устроить уже завтра, во второй половине дня.

Чтобы отвезти Мэнди домой, я позаимствовал дядин катафалк. Сидя на переднем сиденье, Мэнди критически оглядывала салон. Наконец она хмыкнула.

– Я всегда думала, что моя первая поездка в одной из таких машин станет и последней.

– Ну… – Объезжая очередную рытвину, я съехал с обочины и, в считаных дюймах разминувшись со стволом дерева, вернулся с травы на грунтовку. – Это ты просто не видела, как я ее вожу.

– Твой дядя… он действительно ездит на этом старье?

– Да. Это у него юмор такой.

– Ничего себе юмор! Над чем же он смеется?

– Главным образом – над своим прошлым. Беспокоиться о том, что думают о нем люди, дядя перестал уже много лет назад.

В двух кварталах от Мэйн-стрит, недалеко от причалов, где пахнет креветками, рыбой и слышны крики чаек, находится «Килройз» – старый магазин армейских товаров, который обслуживает главным образом туристов. Наполовину музей, наполовину торговое предприятие, «Килройз» обставлен точь-в-точь как полевой командный пункт времен Второй мировой войны. Особенный колорит ему придают несколько «Виллисов» и настоящий танк «Шерман» перед входом, а также с полдюжины радиостанций разных моделей и свисающие с потолка камуфляжные сети. Продается здесь буквально все, начиная от противоосколочных бронежилетов, снарядных гильз и немецкого шерстяного белья и заканчивая полными комплектами доспехов для рыцарей и их лошадей. Торгуют здесь также сувенирами и коллекционными фигурками. То, что мне было нужно, я увидел в оконной витрине, поэтому я зашел внутрь и уже через пять минут снова сидел за рулем с покупкой.

Я ехал к Майки, но, когда я добрался до приюта, мальчика в комнате не оказалось. Оставив завернутый в плотную бумагу подарок на кровати, я вышел в коридор. С игровой площадки за зданием доносились детские крики, и я направился к ведущим наружу двойным дверям. У самого выхода я столкнулся с уборщиком, которого уже видел в прошлый свой визит.

– Его там нет, – сказал он в ответ на мой вопрос и, облокотившись на швабру, махнул рукой в направлении столовой. – Этот мальчуган… он немой. Ему трудно общаться с другими детьми.

Я поблагодарил и, забрав из комнаты сверток, направился в столовую. Майки действительно был там. Он сидел за столиком совершенно один и, надвинув на глаза синюю бейсболку дяди Уилли, собирал довольно сложную головоломку, состоявшую из пяти тысяч фрагментов – каждый размером с четвертак или меньше.

Я положил сверток на стол и сел напротив. Мальчик поднял голову, и я улыбнулся.

– Давай открывай.

Майки некоторое время разглядывал то сверток, то меня, и я поощрительно кивнул. Некоторое время он сидел неподвижно, потом отложил фрагмент головоломки и нерешительно подцепил ногтем полоску упаковочной ленты. Отрываясь от бумаги, клейкая лента громко затрещала, и Майки снова ненадолго замер, но потом стал действовать более уверенно. Слой за слоем он развернул бумагу, потом – пузырчатый полиэтилен. Наконец у него в руках оказалась лакированная деревянная коробка. Открыв удерживающую крышку защелку, мальчуган заглянул внутрь. Я увидел, как изумленно раскрылись его глаза, когда в свете флуоресцентных ламп заблестели полированными боками металлические фигурки.

Одну за другой Майки извлекал их из коробки и внимательно разглядывал. Первой появилась фигурка, напоминающая кирпичную замковую башню, потом – какое-то существо с лошадиной головой, за ними – король с королевой. Внезапно Майки закрыл коробку и, сорвавшись с места, бросился к питьевому фонтанчику в углу. Сорвав со стены бумажное полотенце, он вернулся к столу, тщательно протер каждую фигурку и принялся расставлять их на клетчатой крышке коробки. Наконец все было готово, и Майки вопросительно посмотрел на меня.

Я пожал плечами.

– Я ведь уже говорил – я совсем не умею в шахматы!

Майки слегка шевельнул бровью и двинул свою пешку на одну клетку вперед. Подобрав под себя ноги, он вытянул через стол руку, двинул мою пешку навстречу своей и снова взглянул на меня. Поняв, что от меня требуется, я стал копировать его действия, лихорадочно пытаясь вспомнить все, что мне было известно о шахматах. Мне даже удалось сделать два-три самостоятельных хода, прежде чем – минуты через две – Майки поставил мне мат. Когда его ладья «съела» моего короля, он положил фигурку на доску на бок и дважды приподнял брови. Я взглянул на его край стола, где выстроилась бóльшая часть моей шахматной «армии», и вздохнул.

– Ты хороший учитель.

Майки схватил свой блокнот, не глядя написал там несколько слов и развернул страницу ко мне.

«А ты продул!»

Я рассмеялся.

– Продул, согласен.

В столовой было пусто. Только из кухни доносился негромкий звон посуды да в дверях изредка мелькала какая-то женщина в рабочем халате, но в обеденном зале мы были одни, и я подумал, что Майки начинает привыкать к моему обществу. Кроме того, мальчуган был не чужд духа соревновательности, любил выигрывать, и это тоже должно было ему помочь.

После того как он в пятый раз поставил мне мат, я спросил:

– Как твоя спина? Заживает?

На столе передо мной лежала одинокая пешка – единственная, которую мне удалось «съесть». Майки потянулся к ней, поставил ее вертикально, потом откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Я уже знал, что, несмотря на немоту, как я надеялся – временную, он умеет неплохо «говорить» с помощью языка тела и жестов. Чтобы понять, чтó он хотел сказать, нужно было только научиться слушать.

– Можно тебя кое о чем спросить?

Он пожал плечами.

Я обвел взглядом столовую.

– Тебе здесь нравится?

Он посмотрел на меня так, словно я был слабоумным.

– Оʼкей, плохой вопрос. Глупый. – Я немного помолчал, подбирая слова. – Ладно, скажем иначе… Если бы у тебя был выбор, остаться здесь или отправиться в приемную семью, что бы ты выбрал?

Он снова взялся за блокнот. Писал Майки по-прежнему не глядя, используя левую руку в качестве направляющей для правой.