Делая «Матч», мы вовсю пытались отойти от пресловутых «голов, очков, секунд».

Когда нынешний кибернетический колосс «Фэнтези-футбол» был еще в зачаточном состоянии, журнал по инициативе эрудированного и изобретательного Игоря Гольдеса начал для читателей опередившую свое время игру «Матч 100». Очки там начислялись в виде присуждаемых участникам «толстых колосков». С учетом того, что в те годы Профессиональную футбольную лигу возглавлял Николай Толстых, а Российский футбольный союз — Вячеслав Колосков, нам это казалось забавным.

Нестандартные интервью и рубрики, веселые фотоконкурсы и стихи, выборки из ярких читательских писем… Но издатель Андрей Мальгин в духе того времени порой требовал от меня и другого.

«Хотите фото Виктора Онопко поставить на обложку? Хорошо, но Онопко нужен нам не в высоком прыжке с повязкой капитана сборной. Это по́шло. Он нужен нам лицом в салате, пьяный!»

Не поддержав этот посыл, я остался благодарен Андрею уже хотя бы за то, что на его дне рождения познакомился с семейной парой: Беллой Ахмадулиной и Борисом Мессерером. А то, что бросил он наше издание, как мне казалось, на самом взлете, весной 97-го, предпочтя тему «Туризм и отдых», так, возможно, взлет мне только привиделся: в экономических делах я не дока.

«Матч» читали. С гордостью вспоминаю, как на мою колонку «Молчание Ярцева», посвященную возвращению Олега Романцева к руководству «Спартаком» после того, как клуб без него стал чемпионом страны, откликнулся Станислав Черчесов. Тогдашний вратарь «Тироля», где-то раздобыв мой домашний телефон, позвонил из Австрии, специально чтобы похвалить написанное. Было приятно.

В свои лучшие времена «Матч» закладывался на самостоятельные зарубежные поездки, но и не гнушался «паразитированием» на телевидении. Из каждой своей комментаторской командировки я привозил и какие-то материалы для журнала.

Так, ранним февральским утром 97-го в сицилийском аэропорту я оказался рядом с Сержем Мументалером. Швейцарский арбитр накануне отработал в Палермо на ответном матче за европейский Суперкубок между «Ювентусом» и ПСЖ. А примерно за год до этого Мументалер отвратительным образом не пустил наш «Спартак» в полуфинал Лиги чемпионов.

— Серж, я телекомментатор из России. Вы помните Кечинова?

— Да, это молодой парень из «Спартака».

— А помните, как не назначили пенальти за фол на нем в Москве?

— Знаете, вот вчера было явное нарушение, и я наказал, между прочим, хозяев.

— Но вчера при общем счете 7:1 в пользу «Юве» по сумме двух матчей это уже ничего не решало. А «Спартак» в тот момент вел 2:0, по сумме сравнял счет, и «Нант», не получив 11-метровый в свои ворота, в ответной атаке сразу забил…

— До свидания.

Коротенькая беседа с Мументалером вдруг оказалась прообразом другого похожего, но гораздо более пространного интервью, опубликованного уже в газете «Спорт-экспресс» и неожиданно для меня ставшего предметом жаркого спора с моим телевизионным начальством.

Если Мументалер в марте 96-го похоронил надежды футбольного «Спартака», то почти десять лет спустя финский рефери Ханну Хенрикссон аналогичным образом расправился с нашей хоккейной сборной. Полуфинальный матч с Канадой на чемпионате мира-2005 в Вене мы проиграли — 3:4. Но исход, уверен, должен был быть другим. Если бы не по меньшей мере странное судейство. 34:10 — общий счет штрафного времени «в пользу» россиян и совершенно непонятные решения 42-летнего финна, особенно в первом периоде, когда в ворота Максима Соколова были заброшены три безответные шайбы.

И вот — журналистская удача, с которой мало что можно сравнить в нашей профессии.

«…Человек появился из темноты венской ночи в дверях уже закрывающегося ресторанчика недалеко от центра австрийской столицы. Лысеющий, невысокого роста, в очках и с бутылкой пива в руках…»

— Слышу, вы говорите по-русски. Я хотел бы извиниться перед российскими болельщиками. Меня зовут Ханну. Я из Финляндии. Сегодня я судил ваш матч с канадцами…

Принимая наше приглашение, Хенрикссон садится за столик. Самое странное, что находимся мы совсем не рядом с ареной, а далеко, где-то почти на городской окраине. На ловца и зверь бежит? Но ведь мы никого и не думали ловить! Мы — это мои коллеги по Первому каналу, включая работающего в бригаде саратовского корреспондента Романа Грибова.

Я подмигиваю Роме: «Незаметно включай диктофон — сейчас что-то будет!» Мог бы и не подмигивать. У Грибова уже все готово: опытнейший журналист!

А Хенрикссон рассказывает нам (для краткости в отличие от газетного варианта опускаю здесь его прямую речь), что не пошел, как обычно после матча, в гущу болельщиков, так как испугался мести наших фанатов. И вот вообще уехал подальше от стадиона. Что по судейскому обмену работал у нас на матчах чемпионата России и прекрасно знает те слова, которые доносились до него с трибун…

Оказывается, прозвище «Ники» ему дали в детстве по сходству звучания его фамилии с фамилией тогдашнего президента США Ричарда Никсона. (Нам с Романом нужны такие детали, чтобы читатель поверил в подлинность интервью, уж очень оно необычное.) И вот еще: звонит жена Хели. Она смотрела трансляцию, видела все. Говорит: не переживай. А нашему тренеру Владимиру Юрзинову, с которым Ханну хорошо знаком, он после матча по-фински сказал, что просто в ключевых моментах канадцы были хитрее россиян.

И Хенрикссону очень хотелось бы, чтобы «Юрзи» все понял, ведь там не было ни грамма предвзятости, если и ошибался, то неумышленно: где-то не успел, где-то не увидел… Ну да, канадец «нырнул», а он принял симуляцию за фол русского… Хорошо, не профессионал! Но ведь он и работает в строительной компании в Тампере, как все там, в оранжевой униформе. То бишь далеко не миллионер, а судейство — хобби.

Концовка была такой:

«Ханну допил пиво, взял со столика очки, поднялся и грустно улыбнулся нам на прощание.

— Я выдержу критику и не брошу судейский свисток. А хотел поговорить с вами, чтобы русские не держали на меня зла. Поверьте, я не подсуживал канадцам…»

«Писать надо пьяным, редактировать трезвым», — когда-то сказал Хемингуэй. Пересказанное здесь вкратце интервью было расшифровано ночью, отредактировано рано утром и оперативно отправлено в Москву. На первой полосе «Спорт-экспресса» оно появилось под заголовком: «Ханну Хенрикссон. Если я и ошибался, то неумышленно».

Без ложной скромности скажу, что наш материал вызвал восторг главного редактора «СЭ» Владимира Кучмия. Прекрасно понимая, что большую роль здесь сыграло элементарное везение, он тем не менее говорил о корреспондентском мастерстве. Не знаю, заслуженно ли. Но тоже было приятно. Как от того звонка Черчесова.

В начале 90-х Владимир Михайлович увел своих единомышленников из главной в стране спортивной газеты, которую обожал мой папа. По рассказам мамы, в те редкие случаи, когда «Советский спорт» не приходил по подписке, отец не мог успокоиться. То, что номер придет завтра, его не устраивало. Он шел на улицу, находил один из весьма многочисленных тогда газетных стендов и, стоя, прочитывал все от первой до последней страницы. Иногда, когда дело было совсем под вечер, помогал специально захваченный из дома фонарик. Думаю, студенты-биологи удивились бы, увидев своего университетского декана профессора Гусева за таким занятием. А может, и нет. Ведь привыкли же они к тому, что летом он частенько приглашал их и сотрудников факультета на дачу во Внуково, где были не только шашлыки, но и обязательная любительская постановка какой-нибудь пьесы.