По вашему мнению, если профессия делает женщину мужеподобной, это является серьезным недостатком?

Встречный укол оказался аккуратным, но чувствительным. Признав поражение, доктор Рипли почтительно поклонился.

— Должен уйти, — попрощался он сдержанно.

— Сожалею, что не удалось завершить встречу в более дружественном тоне, ведь нам предстоит стать соседями, — заметила хозяйка.

Посетитель вновь поклонился и направился к двери.

— Удивительное совпадение заключается в том, — продолжила она, — что в тот самый момент, когда вы пришли, я как раз читала в журнале «Ланцет» вашу статью о локомоторной атаксии.

— Есть такая, — сухо подтвердил доктор Рипли.

— И думала, насколько годная эта монография.

— Вы очень добры.

— Однако взгляды, приписанные вами профессору Питре из Бордо, впоследствии подверглись пересмотру.

— Я читал его работу 1890 года, — сердито заявил доктор Рипли.

— А вот работа 1891 года. — Из стопки периодических изданий она уверенно достала нужный экземпляр. — Если у вас есть время просмотреть вот этот абзац…

Доктор Рипли взял журнал и быстро пробежал взглядом открытую страницу. Несомненно, содержание полностью лишало его собственную статью обоснования. Он бросил журнал на стол, еще раз сухо поклонился и ушел. Забрав у грума поводья, он обернулся и увидел, что леди стоит у окна и, как ему показалось, от души смеется.

Весь день воспоминание о встрече не давало ему покоя. Доктор не мог отделаться от ощущения, что потерпел позорное поражение. Собеседница продемонстрировала собственное превосходство в его излюбленной теме. К тому же она держалась вежливо, в то время как он грубил, и сохраняла самообладание, когда он злился. Но больше всего раздражал сам факт ее присутствия, чудовищного вторжения на чужую территорию. Прежде женщина-врач представляла собой абстрактное явление. Отвратительное, но далекое. И вот теперь противоестественное существо оказалось рядом, обзавелось медной табличкой, похожей на его собственную вывеску, и — главное — заявило права на его пациентов. Не то чтобы конкуренция пугала его, просто доктор Рипли возражал против снижения собственного идеала женственности. Мисс Смит (ах да, конечно: доктор Смит) казалась не старше тридцати лет и обладала ясным, живым лицом. Вспомнились умные, полные мысли и юмора глаза, твердый, четко очерченный подбородок. Еще более глубокое отвращение вызвала мысль о подробностях ее образования. Мужчина, несомненно, мог пройти через столь суровое испытание без утраты чистоты, но для женщины опыт казался постыдным.

А вскоре выяснилось, что стоило опасаться еще и нешуточной конкуренции. Сама новизна присутствия женщины-врача привлекла в приемную нескольких любопытных пациентов. Попав в кабинет, все они были до такой степени поражены как твердостью профессиональной манеры, так и обилием невиданных прежде инструментов, с помощью которых доктор Смит простукивала, осматривала и выслушивала, что в течение нескольких недель не могли говорить ни о чем другом. Спустя некоторое время появились убедительные доказательства власти ученой особы над сельской округой. Фермер Айтон, по чьей лодыжке, не обращая внимания на мягкое лечение цинковой мазью, долгие годы преспокойно распространялась каллёзная язва, получил какую-то едкую пузырящуюся жидкость. Применил лекарство указанным способом и после трех жутких ночей обнаружил, что болезнь сдалась и отступила. Миссис Краудер, считавшая, что родимое пятно на лице второй дочери Элизабет является признаком гнева Создателя на то, что во время ожидания ребенка она позволила себе съесть третий кусок ежевичного пирога, внезапно обнаружила, что источник огорчения устраним с помощью двух гальванических игл. Через месяц доктор Верриндер Смит приобрела известность, а еще через два стала знаменитой. Иногда доктор Рипли встречал соперницу во время собственных поездок. Леди собственноручно управляла высоким двухколесным экипажем, а мальчик-грум сидел сзади. С пунктуальной вежливостью джентльмен неизменно приподнимал шляпу, однако мрачное выражение лица подчеркивало формальность приветствия. Более того, неприязнь стремительно перерастала в абсолютную ненависть. «Бесполая женщина» — такое описание он позволял себе в присутствии сохранивших верность пациентов. Но, честно говоря, стойких приверженцев становилось все меньше: каждый день гордость доктора страдала от известия о новой измене. Леди сумела внушить жителям округи почти благоговейную веру в собственное могущество, и теперь в ее приемную стекались многочисленные пациенты не только из Хойланда, но даже издалека. Но больше всего доктора Рипли раздражали те случаи, когда соперница спокойно, как само собой разумеющееся, делала то, что он всегда считал и провозглашал невозможным. Так, при всем богатстве знаний ему не хватало отваги проводить операции, поэтому самых сложных, нуждающихся в хирургическом вмешательстве пациентов он отправлял в Лондон. Леди, однако, не знала слабости и бралась за все, что предлагала практика. Истинным потрясением стало известие о том, что она решилась исправить искривленную ногу маленького Алекса Тернера, а вишенкой на торте стала записка от матери мальчика, жены священника, где та просила доктора Рипли выступить на операции в качестве ассистента-хлороформиста. Отказать в просьбе было бы бесчеловечно, так как никто другой не мог этого сделать, однако чувствительная душа доктора пережила глубочайшее оскорбление. И все же, несмотря на зависть и обиду, профессионал восхитился уверенностью и мастерством проведения сложнейшей операции. Доктор Верриндер Смит удивительно нежно обращалась с маленькой восковой ножкой, а крохотный тенотом держала так же легко и уверенно, как талантливый художник держит кисть. Одна прямая инсерция, один надрез сухожилия, и операция закончилась без единого кровавого пятна на белом полотенце. Доктор Рипли ни разу в жизни не встречал столь ловкого владения сложнейшими техническими приемами, и ему хватило мужества признать это, хотя ее мастерство лишь усилило неприязнь. Успех операции способствовал дальнейшему распространению славы соперницы, а к поводам для ненависти со стороны доктора Рипли прибавился инстинкт самосохранения. Именно ненависть и привела дело к крайне любопытной кульминации.

Одним зимним вечером, в ту самую минуту, когда доктор Рипли закончил свой одинокий обед, примчался верхом гонец от самого богатого человека в округе — сквайра Фэркастла, чтобы сообщить, что дочь помещика обварила кипятком руку и срочно требовалась медицинская помощь. В то же время кучер отправился за конкурирующим специалистом, поскольку отцу было безразлично, кто именно из двоих приедет, лишь бы скорее приступили к лечению. Доктор Рипли немедленно отправился в путь с твердым намереньем не допустить постороннего вторжения на его исконную территорию, даже если для этого придется гнать изо всех сил. Не потрудившись зажечь фонари, он прыгнул в двуколку и умчался с предельной скоростью, на которую были способны копыта лошади. Жил он значительно ближе к поместью сквайра, чем доктор Смит, а потому не сомневался, что приедет первым.

Так бы и случилось, если бы не вмешался тот всемогущий случай, который вечно путает дела подлунного мира и приводит в замешательство предсказателей. То ли из-за темноты, то ли из-за мыслей о сопернице он не вписался