Роман шел вперед так медленно и с таким трудом, будто прорывался сквозь расплавленное стекло. Он даже не замечал, что до боли и побелевших костяшек сжал в руке иридиевую плату. А в голове каждый стук сердца отзывался именем любимой девушки. Волкогонов был твердо уверен, что, пока его мысли заполняет Юля, паразиту туда хода нет. Во всяком случае, он не сможет захватить мысли Романа безраздельно.

Однако чем ближе становилась дверь химкабинета, тем большая сумятица происходила внутри Романа. Страхи за свою жизнь и жизни других, любовь к рыжеволосой гимназистке, отчаянное желание помочь и спасти, ненависть к существу, пытающемуся разрушить любимый город, — все это постепенно смешивалось и перекликалось с абсолютно чуждыми мыслями и внутренними колебаниями. Волкогонов ни на мгновение не подумал, что этот чужеродный поток сознания принадлежит ему самому. Вывод мог быть только один — он «слышит» мысли паразита. Это открытие на миг ошеломило старшеклассника, но не смогло выбить из колеи. Нельзя сказать, что случившееся стало полной неожиданностью, в конце концов, он перечитал тонны фантастических романов и переиграл в сотни компьютерных игр, и даже самое невозможное теперь не было стопроцентным сюрпризом. Тем не менее, когда ужас ограничивается экраном компьютера или электронной «читалки» — это одно. Но когда это самое «невероятное» оказывается частью реальности…

Вздрагивая от внутреннего омерзения и ненависти, Волкогонов постарался успокоиться и прислушаться к потоку чуждого и пугающего сознания.

«Вынырнув» из мыслей паразита, Роман ощутил, что ноги подкашиваются, а внутри дрожит каждая мышца. Силы оставили его, пришлось привалиться плечом к стене. Во рту был противный солоноватый привкус, и, пощупав холодными пальцами губы, он понял, что нижняя прокушена. Когда до Волкогонова окончательно дошло случившееся, вымученная улыбка тронула губы, но парень тут же скривился от резкой боли. «Ну, это даже и неплохо, — подумал он, промакивая рукавом кровь. — Хоть в голове прояснилось». Передохнув еще несколько секунд, Роман с трудом отлепился от стены, сделал несколько шагов и нажал на ручку двери кабинета химии.

Он не знал, что его может там ждать, а потому внутренне приготовился к самым невероятным ужасам. Но помещение было пустым. За окнами клубилась черно-зеленая тьма, похожая на пластилин, по стеклам текли водяные струйки, а так как верхний свет в кабинете никто включить не удосужился, кругом царил отвратительный серый полумрак. Из-за него все предметы теряли четкие очертания, а занавески на окнах становились похожи на развевающиеся под водой волосы утопленников — большинство окон были открыты на проветривание, и промозглый сырой воздух беспрепятственно трепал куски полупрозрачной ткани.

Роман почему-то тоже не решился щелкнуть выключателем — ему казалось, что, зажги он здесь свет, из темных углов, с улицы и из коридора в кабинет химии устремятся все марионетки, висящие на поводках паразита. Так ли это? Маловероятно, но на сто процентов он был не уверен, а рисковать не собирался. Тем более что во всей этой мрачной истории чутье пока что его не подводило.

Все так же сжимая иридиевую плату, хотя пальцы уже сводило от напряжения, Волкогонов двинулся между рядами парт, чтобы заглянуть в лаборантскую. Не напрасно же, в конце концов, именно в этой части школы присутствие чертова паразита ощущалось сильнее всего.

Дверь была не заперта, и парень медленно нажал на ручку. Когда вход в лаборантскую оказался открыт, он замер на пороге, не спеша входить. Окинув настороженным взглядом шкафы, стеллажи и полки с учебными материалами, он заметил у самого дальнего стола учительницу химии. Только она не сидела за столом, а висела над ним в воздухе, уже знакомым образом опустив подбородок к груди. Руки Ларисы Николаевны прижимали к груди пачку тетрадей.

Снова закусив губу и не обращая внимания на боль, Волкогонов двинулся к зависшей в воздухе женщине. Продвигался он медленно и осторожно, потому что было совершенно не понятно, чего ждать. Но Грехова оставалась неподвижной и, судя по всему, даже не подозревала о присутствии в помещении кого-то еще.

Когда Роман подошел к учительнице почти вплотную, он поднял голову и попытался заглянуть ей в глаза. Тщетно. Остановившийся взгляд, казалось, смотрел куда-то внутрь. Парень дотронулся до руки Ларисы Николаевны, надеясь, что хотя бы на прикосновение она отреагирует. Тетради, которые Грехова держала в руках, посыпались на пол, и Волкогонов увидел, что это дневники учеников.

Нужно было любым способом привести химичку в чувство. Парень был уверен: Грехова точно знает, что происходит. В конце концов, именно отсюда все и началось.

Собравшись с духом, Роман позвал:

— Лариса Николаевна, вы меня слышите?

Поначалу создалось впечатление, что никакой реакции не будет. Но когда прошло несколько бесконечно долгих секунд, голова женщины дернулась, слегка приподнявшись, и с губ сорвалось жуткое скрипучее бульканье. Но страшным был не столько сам звук, хотя и от него все внутри холодело, сколько то, что он складывался в осмысленные фразы: Лариса Николаевна Грехова повторяла то, что Роман услышал в мыслях паразита.

Не в силах больше слушать этот нечеловеческий голос, парень попытался закрыть руками уши. Эффекта не последовало — похоже, скрипучее бульканье звучало прямо у него в голове. Но хуже парализующего страха оказалось то, что с каждым словом в голове Романа нарастала волна боли, будто тонкое сверло ввинчивалось в мозг.

— Хватит! Хватит! — Его безотчетный вопль сбил ритм словесного потока Греховой. Она не замолчала, но речь перешла в невнятное бормотание, а тело начало мелко подергиваться. Перед глазами старшеклассника тут же всплыла картина: ноги женщины в сиреневом плаще мелко отплясывают в полуметре от земли, будто конечности повешенного. На миг зажмурившись, чтобы прогнать жуткое видение, Волкогонов бросился к столу учительницы химии, заметив на нем фоторамку. В эту секунду он молил только об одном: чтобы эта фотография была изображением кого-то близкого для Ларисы Николаевны, а не коллективным портретом коллег на первое сентября.

Судьба оказалась благосклонна, и из-под стекла на Романа смотрела сама Грехова, какой-то немолодой мужчина и девочка лет семи с большими розовыми бантами. Девочку Волкогонов сразу узнал — именно ее он нес на плече во время торжественной линейки. Боже мой! Сейчас кажется, что это было несколько столетий назад… Так давно.