Мама садится на кровать и приглашающе похлопывает по покрывалу, берет подушку и обнимает ее. Мука повсюду: на сером покрывале, на подушке… Даже на маминых волосах, потому что она провела по ним рукой, но я молчу.

Сажусь, сглатываю комок в горле, стараюсь преодолеть раздражение и сомнения по поводу этого разговора.

– Не могу сказать, что мы вот так взяли и отважились на ребенка. Сначала просто перестали сопротивляться мысли об этом. – Мама смотрит на меня одобрительно. – Ну вот. Я решила, что не буду слишком зацикливаться. Забеременею, значит, забеременею. А нет – так нет.

– Ничего себе, Роуз. Ничего себе!

От разочарования кожа покрывается мурашками.

– Мам, если ты только охать собираешься, я ухожу.

Мама тихо вздыхает и отводит взгляд в окно.

– Не собираюсь, милая. Просто дай мне время свыкнуться. Как-то слишком много всего… – Она улыбается, радостно хлопает в ладоши, но потом берет себя в руки. – Ладно, я порадовалась и уже успокоилась, готова выслушать. Рассказывай… Так когда вы с Люком положились на волю судьбы?

– Уже почти год прошел.

– Милая, год – это ерунда. Особенно, если вы не очень активно пытались.

– А может, за нас все решила судьба?

– Может и так.

– Вообще-то, мы никогда не проговаривали вслух, что будем пытаться.

– То есть? – хмурится мама.

Вспоминаю день той ссоры, которая закончилась сексом.

– Не знаю, мам. Мы просто… перестали это обсуждать. Договор был негласным. Люк, наверное, боится что-то сказать, чтобы я не пошла на попятную.

– А ты бы пошла? – фыркает мама.

Предпочитаю ответить честно:

– Не знаю. Может быть.

– Бедный твой муж.

– Бедный муж? Серьезно?

– Роуз, для вас обоих лучше было бы прийти к взаимопониманию.

Встаю и включаю кондиционер. Жара уже достала! К тому же я переживаю, что Люк вернется с работы и услышит наш разговор. Прибор дребезжит, потом начинает негромко гудеть. Встаю перед ним, вытянув руки к решетке, – и меня обдает прохладой.

– Мы с Люком никогда не придем к единому мнению, – говорю я, глядя на маму. – Сейчас мы достигли наиболее полного понимания, насколько это вообще возможно.

Мама придвигается ближе ко мне.

– Думаешь, это справедливо?

Поворачиваюсь к кондиционеру спиной. Воздух ледяной, скоро я замерзну, но шевелиться и не думаю. Мне не нравятся мамины вопросы. Правильных ответов у меня на них нет.

– А ты считаешь, справедливо, что меня заставляли родить ребенка, которого я никогда не хотела?

Мама вздыхает:

– Нет, Роуз. Думаю, несправедливо.

Я дрожу.

– Ты бы на моем месте не сердилась?

– Не знаю. Мне непросто это понять. Я одна из тех женщин, о которых ты невысокого мнения. Которые росли с желанием завести собственных детей и мечтали об этом так, будто это вопрос жизни и смерти, а потом сделали все возможное, чтобы родить. Материнство – смысл моей жизни.

– Мама… – Возвращаюсь на кровать и усаживаюсь напротив матери. – Я вовсе о тебе так не думаю.

Она качает головой, смотрит на меня темно-карими глазами.

– Но и не уважаешь таких. В последнюю очередь ты бы хотела стать такой, как я.

– Вовсе нет, – отзываюсь я, но разве мама не права?

– Конечно да. Ты всю жизнь положила, чтобы ни в чем на меня не походить, посвятила себя всему, чего я никогда не делала. И я горжусь тобой! Ты уникальна и добилась поразительных успехов! А самое главное, любишь то, чем занимаешься, и я это знаю. – Она отводит взгляд и крепче обнимает подушку. – Но порой мне тебя трудно понять. Я всегда думала: будь у тебя ребенок, мы могли бы сблизиться. Конечно, я хотела внуков. Но главное не это: я думала, если у Роуз появится малыш, может, я снова ей понадоблюсь? Я бы стала тебе полезна. Это было бы здорово. – Она смеется, но смех звучит грустно. – По работе-то совет я тебе дать не в состоянии.

Мамины слова повисли в душном августовском воздухе.

– Мне так жаль, мама.

Она пристально смотрит мне в глаза.

– Тебе не за что извиняться. Быть не такой, как твоя мать, – это нормально.

Не знаю, что и сказать. В каком-то смысле мама и правда всегда воплощала собой ту, кем я не хотела становиться: мать, которая всю жизнь сидит дома, заботится о ребенке и муже, посвятив себя готовке и уборке. Я пошла совершенно другим путем, при этом открыто и честно заявляла, что в будущем не хочу ей уподобиться.

А вдруг у меня родится дочь, которая станет ко мне относиться так же? Захочет вырасти моей полной противоположностью и будет постоянно об этом твердить? Будет осуждать все мои решения? Смогу ли я это вынести? Под силу ли матери такое?

– Я тебя люблю, ты же знаешь, – говорю я. Помедлив, продолжаю: – Порой я веду себя с тобой как стерва. Мне очень жаль.

Мама смеется, на сей раз искренне, без тени грусти.

– Ты вовсе не стерва. Никогда так о себе не говори.

– Я была бы ужасной матерью, – вздыхаю я. – Может, в том все и дело? Я просто должна прислушаться к инстинктам и избавить свою будущую дочь от такой матери, как я.

– Роуз, что ты несешь! Не верю я в это. Думаю, ты станешь отличной матерью. Великолепной. А я – замечательной бабушкой.

– С последним соглашусь. – Я опускаю руку на покрывало, прямо рядом с маминой ногой. – А вот насчет того, что я буду отличной матерью… Не знаю.

Мама смахивает муку со щеки.

– Верно.

– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь. Но если все будет идти так, как сейчас, никогда и не узнаю. Может и хорошо.

– Может и так. Но мне кажется, вам с Люком стоит пытаться дальше. А если не выйдет забеременеть, можно и об усыновлении подумать, – мягко настаивает она. – Правда же?

В комнате стало прохладно, мамины руки покрылись гусиной кожей.

– Пойдем-ка пирогом займемся, – говорю я. – Папа, наверное, нас совсем потерял, да и Люк скоро вернется.

– Хорошо, солнышко, – чуть помедлив отзывается мама.

Мы встаем с кровати. Мама выключает кондиционер – и воцаряется тишина.

– Думаешь, это правда нормально, что я не знаю, как относиться к ребенку, и все равно собираюсь его завести?..

– Да.

– Но почему?

– Потому что я верю в тебя, Роуз Наполитано, – говорит мама и распахивает дверь.

ГЛАВА 24

22 апреля 2009 года

Роуз, жизнь 5