и моя жена Тамара. Все мои мучения были на ее плечах. Всегда очень мучительно смотреть на страдающего человека без возможности помочь ему. Несколько раз она меня фактически просто спасала. Несмотря на болезнь с 1974 года, когда я заболел, по 1986 год, когда я ушел на пенсию, помимо исполнения текущего репертуара, я принял участие в восьми новых постановках в театре. Но… «заботливые люди» и тут не дремали. Нашлись такие, которые пришли к заместителю директора театра Бони Венедикту Александровичу и доложили, что, мол, Королев много болеет, надо бы его заменить. Я об этом узнал и сделал очень простую вещь. Я решил сравнить, на какое количество спектаклей здоровые тенора спели больше меня. В канцелярии оперы (есть такая структура в театре, где планируется каждодневная работа в опере и также фиксируется все действия в коллективе) я взял контрольные книги по спектаклям, в которых я пою, спокойно сел и в каждой книге подсчитал, какое количество спектаклей я спел за год. Потом я сделал то же самое со спектаклями, в которых были заняты мои коллеги – ведущие тенора. С этой выпиской я пошел к Венедикту Александровичу и сказал: «Да, к сожалению, я, действительно, много болею, но, тем не менее, вот выписка занятости ведущих теноров за год.». Он прочитал: певец X – тринадцать спектаклей, певец Y – двадцать семь спектаклей, певец Z – тридцать восемь спектаклей, певец Королев – сорок пять спектаклей. Больше вопросов о моей болезни не возникало.

31 декабря 1978 года на фестивале «Русская зима» оперой «Моцарт и Сальери» дирижировал Г. Н. Рождественский. Это бывало очень редко. Это было как подарок. Мне всегда было очень приятно работать с таким великим музыкантом. Спектакль всегда идет по-другому, не стандартно. На программке он оставил мне автограф; «Дорогому Денису с благодарностью и лучшими пожеланиями. Рождественский»

20 декабря 1980 года в премьерном спектакле оперы Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» по повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда», я спел партию Зиновия Борисовича. Поставил спектакль Б. А. Покровский, дирижировал Г. Н. Рождественский. Покровский трактовал Зиновия Борисовича, как этакого шалопая, который только и стремится убежать в город развлекаться. Замечательный образ Катерины создала Л. Б. Сергиенко. В. И. Пьявко с блеском исполнил ключевую роль оперы – Сергея. Эта партия подошла ему и по голосу и по фактуре. Он был очень убедителен. В рецензии на спектакль в газете «Советская культура» от 6 января 1981 года профессор Е. А. Акулов написал о нем; «В. Пьявко этот синтез (синтез видимого и слышимого) удался. Везде, с первого появления и на дворе Измайловых и до сцены на каторге, он был предельно органичен и убедителен». В той же статье Е. А. Акулов отметил и меня: «Неожиданное режиссерское решение образа Зиновия Борисовича, как пустого и почти обаятельного в своем легкомыслии человека нашел отличного исполнителя в лице Д. Королева». Спектакль имел большой успех.

8 января 1983 г состоялась премьера оперы С. Прокофьева «Обручение в монастыре» (Дуэнья) Постановка Б. А. Покровского, музыкальный руководитель Г. Н. Рождественский. Мне была поручена партия Антонио. По сути дела, это тот же граф Альмавива, только в другой интерпретации. Я очень люблю эту оперу, и пел ее с большим удовольствием еще в оперной студии Московской консерватории Спектакль с очень красивой музыкой, с большим количеством хорошего юмора. А сцена подглядывания – это верх музыкальной драматургии. В моей партии звучит лейтмотив, который потом проходит через весь спектакль. Участие в спектакле произвело на меня неизгладимое впечатление.

К сожалению, в Советское время Большому театру часто приходилось ставить оперы на политические (революционные) темы. Такими были оперы «Революцией призванный», «Оптимистическая трагедия» и другие. Партийные чиновники заставляли ставить такие оперы. На постановки тратились огромные деньги, много рабочего времени, как у солистов, так у хора и оркестра. А результатом опера «Революцией призванный» звучала всего два раза. Зрители не шли на подобные произведения. Немного больше было спектаклей у «Оптимистической трагедии». Ну, здесь хотя бы люди знали сюжет, знали, на что идут. Еще раз повторяю, что такую ценность, как высокопрофессиональные коллективы Большого театра, нельзя использовать в малозначительных произведениях. Это все равно, что в автомобиле КАМАЗ перевозить упаковку сосисок. Забавный случай произошел на репетициях «Оптимистической трагедии». Среди всех известных персонажей, есть особый персонаж – Комиссар. Эту партию исполняла И. К. Архипова. При появлении Комиссара на судне, один пьяный матрос пытается изнасиловать ее. Но Комиссар стреляет в него и убивает. После этого звучит всем известная фраза: «Ну, кто еще хочет Комиссарского тела?». Все мужчины в оркестре подняли руки. (конечно, это могло быть только на репетиции). Да, в Большом театре очень квалифицированные оркестранты, но они тоже любили пошалить. К счастью, Ирина Константиновна умела понимать шутку. Она сама задорно рассмеялась. Но среди певцов совсем не все могли понимать шутки и правильно на них реагировать. Очень часто обижались ни на что. А вот В. А. Атлантов был из тех, кто понимал шутки, из тех, с кем можно было пошутить. У нас с ним произошла маленькая шутка. Однажды я был на вечерней репетиции. После окончания репетиции, я пошел одеваться. А раздевались все солисты в коридоре, где находятся гримкомнаты солистов. Для начала надо сказать, что в театре есть закон, при котором все ведущие партии в операх страхуются певцами, назначенными специально на этот вечер. Страхующий певец должен быть в театре. Иногда, когда певец жил близко от театра, ему разрешали быть дома, но никуда не уходить. Я сам так страховал, а иногда и заменял В. Атлантова в «Травиате» и в «Евгении Онегине». И вот я узнаю, что в этот вечер дают оперу Верди «Отелло». Это труднейшая партия даже для драматического тенора, и совершенно невозможная для лирического, каким являюсь я. Вижу в антракте в гримкомнате сидит отдыхающий В. Атлантов. Ну я, в шутку, говорю ему: «Володя, ну что, как ты меня отпускаешь? Я могу спокойно идти домой?» (как будто я его страхую). Даже представить себе невозможно, что я могу страховать исполнителя партии Отелло. Но Володя, сразу прекрасно поняв шутку, говорит мне: «Да, старик, ты спокойно можешь идти домой и не волноваться» Мы, конечно, вместе посмеялись моей шутке.

Меня часто спрашивают, есть ли у меня какая-нибудь партия, которую я хотел бы спеть, но не случилось? Да, мне хотелось бы петь в Большом партию Рудольфа в опере Пуччини «Богема», которую я уже пел в оперной студии консерватории. Кроме того, я с удовольствием спел бы партию Вертера в одноименной