«Ладно, семь бед — один ответ». Он дождался момента, когда гаишник подойдет вплотную, резко нажал на газ и рванул с места. Оглушительная милицейская трель. Держи, держи его, нарушителя, бандита — караул!!

На первом же повороте Кравченко предусмотрительно свернул с шоссе. Ну вот, Алексей Макарович, теперь мы с вами, дорогой, на равных. Я за вами шпарю, за мной — моя милиция с сиреной. Небось впереди на посту заслон выставят. А мы там не поедем. Мы поедем в обход. В Москву родную, Златоглавую ведет много путей.

Перехватить Ждановича в дороге он уже не надеялся — самому бы проскочить. Конечный пункт, к которому стремился клиент, был известен — центр, набережная, Концертный зал гостиницы «Россия». Прямо туда и следовало ехать.

Но все же много времени было уже потеряно. Когда Кравченко наконец достиг набережной, на улице уже стемнело. Часы показывали половину девятого. А это означало, что концерт Кирилла Бокова давно уже начался.

С трудом отыскав место для парковки неподалеку от гостиницы на набережной, Кравченко бегом ринулся разыскивать служебный вход в концертный зал. В неизвестно откуда взявшийся пластиковый пропуск он верил слабо. Решил в случае чего предъявить свое удостоверение начальника службы личной охраны Чугунова. Босс его был весьма известной и уважаемой в Москве фигурой, и часто именно это удостоверение открывало Кравченко самые заветные двери. Но на служебном входе стучать себе в грудь кулаками и что-то доказывать не пришлось. Пластиковая карта сработала — на проходной лишь мельком взглянули на нее и не высказали никаких обидных замечаний.

Почти сразу Кравченко попал на какую-то прокуренную лестницу. И, не тратя времени зря, подкатился этаким раздолбаем к двум длинноногим девицам, курившим в нише на банкетке: «Привет, огоньку не дадите? А клево поет Боков, а? Я из „Экспресс-газеты“. Опоздал. Не подскажете, где его гримерная?» — «Вы что, насчет интервью? — сразу оживились девицы. — Так там целая толпа корреспондентов, ждут. Через пять минут антракт. Его пресс-секретарь обещал, Боков в пресс-бар выйдет. А в гримерную никого не пропускают, там такие лбы стоят».

Кравченко узнал, что в пресс-бар лучше всего пройти через фойе, а затем подняться на лифте. Объявили антракт между двумя отделениями концерта, и зрители начали выходить из зала. В фойе стало многолюдно. Кравченко отметил, что на концерте Бокова в основном присутствуют женщины бальзаковского возраста и семейные пары.

Публика была нарядной, модной и довольной. В кулуарах живо переговаривались, обсуждали: «У него приятный голос, с Басковым, правда, не сравнить, но на фоне прочей безголосицы этот мальчик во многом выигрывает». «А ты заметила, Машенька, какой у него торс накачанный? И ноги стройные. Вообще, он довольно стильный. Интересно, кто у него дизайнер по костюмам?» «Если будешь, Светка, и дальше пялиться по-стервозному на этого смазливого, вамп из себя разыгрывать, уйдем, сию же минуту уйдем — я не позволю тебе так со мной на глазах у всех обращаться!» — «Да пошел ты в баню, хоть тут на мужика нормального погляжу, а то дома с тобой, хмырем, совсем засохла!» «Музон просто класс, так зажигает, так зажигает… Да я с концерта Киры Бокова звоню, делюсь впечатлениями… Тут две новые песни у него — просто отпад, побеситься так и тянет… Нет, стиль вроде попсовое диско… Нет, живее, чем у Меладзе. Тут, говорят, Киркоров, возможно, приедет его поздравить… Не жалею, что ты, еще готова столько же заплатить!»

«Вот, — подумал Кравченко. — Попса, а народу нравится. И чего он к нему прицепился? Мало ли кто, как и о чем поет? Неужели и песни в нашем бедном отечестве — повод для драки?»

Он оглядывался по сторонам — нет ли где его клиента? Людское море колыхалось в фойе. Ждановича нигде не было видно. Но зато Кравченко вычислил в толпе двух фотокорреспондентов и сразу же решил по пятам следовать за ними. Они пересекли фойе, смело открыли дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» — то же сделал и Кравченко. В лифте на пятый этаж он уже ехал с корреспондентами вместе. Двери лифта открылись. Кравченко увидел небольшой, тускло освещенный холл, коридор, забитый молодежью. Впереди еще один холл, спешно оборудованный под пресс-бар — яркие софиты, теснота, духота — яблоку негде упасть.

«Боков, Боков…» — словно ветер прошумел по толпе, все задвигались, засуетились. Замелькали фотовспышки. Кравченко попробовал протолкнуться — куда там. Только благодаря своему внушительному росту он увидел Кирилла Бокова — раскрасневшийся, взволнованный, яркий, как бабочка-махаон, казалось, не шел он — летел в плотном кольце охраны, на крыльях успеха. Улыбался, задыхался, не успевая отвечать на вопросы журналистов, кого-то щедро, сбивчиво благодарил — в общем, производил довольно приятное впечатление человека, совершившего большой труд и в конце его вознагражденного большим же счастьем.

«Каково ваше впечатление от концерта?» — кричали ему папарацци. «Просто потрясающее! Такая благодарная публика!». — «Как вам Москва?» — «Я рад петь в Москве, в этом знаменитом зале!» — «Какие у вас планы на будущее?» — «Еще не знаю, впереди второе отделение концерта, дайте дожить». — «А вот хрен у меня доживешь, сволочь! Скажи прессе, за сколько сребреников фанеру себе на этот раз купил?!»

Это было подобно разорвавшейся бомбе. Все на мгновение оторопели. Кравченко, расталкивая толпу, танком попер вперед — о, этот голосок он узнал бы из тысячи! Жданович был здесь. Он тоже отличался сообразительностью и знал, как пересечься с Боковым в самом интересном месте, чтобы закатить скандал на глазах у прессы.

— Сволочь, попса, я тебе говорил — мы еще с тобой, Кирюшка, встретимся. Ну, вот и встретились!

Жданович — это был действительно он — буквально вывалился из толпы журналистов. Даже местная охрана растерялась — как же это, узнаваемая личность, артист, питерская рок-знаменитость — что же ему при всех руки, что ли, крутить?

— Алексей Макарович! — Кравченко решил взять на себя миссию буфера. — Алексей Макарович, держите себя в рамках!

— Кирюшка, сволочь слюнявая!

— Уберите его от меня! — крикнул Боков. И так этот крик его — злобный и одновременно затравленно-заячий, жалкий — был не похож на прежние его шумно-восторженные восклицания, что в толпе журналистов послышались смешки.

— Боишься меня, сволочь, правильно боишься! — хрипло орал Жданович. — Я тебя в Питере живым, не покалеченным отпустил, сжалился над тобой, уродом, а ты здесь снова за свое — воздух портишь, песенки поешь, мелодии воруешь!

— Сам воруешь — хулиган, пьяница! Охрана, да что же вы смотрите — выбросите эту пьяную морду отсюда!

— Это кого выбросить? Меня? Алексея Ждановича — выбросить? Да за такие слова я тебя, сволочь… Убью!

Охрана сомкнула вокруг Кирилла Бокова плотное кольцо. Но ни эта мера, ни какая-то другая со стороны противника не остановила бы распаленного гневом Ждановича. Наклонив голову, изрыгая проклятия, он ринулся вперед, как бык на матадора и.., буквально взмыл в воздух на полметра. Кравченко, обхватив его сзади, поднатужился, приподнял и.., вскинул это брыкающееся, орущее, вырывающееся и довольно-таки тяжелое тело себе на плечо. Голова Ждановича свесилась. Каблуком ботинка он здорово въехал Кравченко «ниже талии», кулаком выбил у не успевшего увернуться журналиста камеру.