– Ну да, конечно,– смутился собеседник.

И сделал знак, чтобы мне еще коктейля принесли. И снова ко мне с расспросами:

– А как вам «Гепард» по сравнению с «Гарпуном»?

– Сказка, не машина.

– А что конкретно вам нравится?

– Ну как что? Скорость. Дальний перехватчик из него – что надо. Универсальность вооружения. Сменил подвеску – вот тебе и штурмовик. Добавил оружия – получай космический истребитель. А маневровые движки – это вообще что-то! Особенно в атмосфере. Нипочем ни поверил бы, что такая туша окажется юрчее «Гарпуна». А уж бой на вертикали – мама не горюй! Такой тяги ни у кого нет, верняк. И управляемость – я такой еще не видел.

И я вновь прикладываюсь к коктейлю. Горячая волна из желудка постепенно возвращает меня к жизни. Я кручу головой в недоумении. Вокруг нас половина инженеров почтительно стоят. И Сэм тоже тут. Смирный такой. А дядечка этот все меня расспрашивает. И все ему в рот заглядывают, будто он пророк какой, не иначе.

– Наши конструкторы позиционируют «Гепард» как самолет превосходства в атмосфере и в космосе. Скорость позволяет эффективно контролировать всю планету силами всего одного-двух морских авианосцев. Время реакции морской авиации теперь будет исчисляться не часами, а минутами. Вы согласны с такой трактовкой?

А я совсем уже в себя пришел. Не знаю, что и сказать-то. Все смотрят на меня в ожидании. И молчать неловко. Тишина аж на уши давит.

– Самолет классный,– так я сказал. Подумал и добавил: – Посадочные антигравы только выкинуть, а на их место больше горючки для маневровых. Или пару оружейных контейнеров.

Сказал и аж взмок весь. Что это я несу? Как будто за меня кто разговаривает. А тишина вокруг не просто сгустилась. Она теперь как камень стала. Наверное, я чего-то не так сказал.

– А… зачем их выкидывать? – наконец спросил важный мистер.

– Ну… как… на кой они в космосе-то? Машинка – класс, только не морская она, факт. Космическая, что ни на есть. Скорость приличная, вооружения для космоса – завались. И для ударов по планетам – тоже. И для эскорта – хоть куда. В общем, штука и впрямь универсальная. «Гарпуну» до нее – как до дна,– продолжает мой язык чушь молоть.

– А чем же он вас над морем не устраивает? – холодно так спрашивает этот самый Председатель. А Сэм ему знаки делает, мол, не видите – не в себе парень. Только дядечка на него и не смотрит даже. Только на меня. И глаза – как синие буравчики.

– Если его собьют, основные движки вразнос пойдут, факт. Пятьдесят на пятьдесят. Что будет с планетой, которую они защищают, если пара десятков таких рванет? Сорок термоядерных взрывов. Кому, на фиг, то, что от этой загаженной планетки останется, потом понадобиться сможет? А вот в качестве ударного с космического авианосца – милое дело. И дело сделают, а ПВО их в атмосфере бить поостережется. Потому как от него живого меньше вреда, чем от сбитого. И в качестве эскорта– любого «Мавра» разделает. Блеск, а не машинка. В общем, никакой он не палубный и не универсальный. Он ударный космический, факт. Только антигравы выбросить…

– Дались вам эти антигравы! – в сердцах сказал Председатель и со стульчика поднялся.

Я делаю усилие над собой. Принуждаю себя замолчать. Но слова снова упорно лезут наружу.

– И еще…

– Ну?

– На «Гарпуне», ежели случай, я мог и на ручном до палубы дотянуть. И даже сесть. А тут – сразу кранты. Никакое ручное эту ласточку не удержит. Норов у нее… И катапультироваться с нее – гиблое дело. Так что с пилотами для них у вас проблемы будут. Хотя мне машина нравится. Ничего подобного в жизни не пробовал.

– Спасибо,– ледяным голосом сказал Председатель.

И к выходу направился. И охрана по бокам от него пристроилась. А Сэм за ним побежал. И что-то на ходу говорил. А вокруг все почему-то на меня не смотрели. Отворачивались, будто в смущении. А я что – я как лучше хотел. Самолет-то мне нравится. Не мог же я такому важному мистеру соврать. Я врать не обучен. Я же мужчина. У меня и достоинство есть.

В этот день я больше не летал. А когда пошел на выход, «Красный волк» меня коснулся. Чего-то там внутри. «Закрытая ментопередача»,– так мне голос сказал. И такая тоска вдруг накатила, будто умер кто. Я даже остановился и на «Гепарда» посмотрел. Это он так со мной прощался. Очень уж ему со мной, дурачком, летать понравилось.

– Прощай, «Красный волк»,– так я ему ответил.

И отвернулся. Потому что слезы отчего-то к горлу подступили.

Больше меня сюда не пускали. Охранники на вахте говорили: «Ваш пропуск аннулирован, мистер Уэллс». Я несколько дней подряд приходил по утрам. Потом перестал. Чего зря ноги-то бить?

И стали мы с Васу к отъезду готовиться. Точнее, он готовился. А я просто лежал себе и в потолок смотрел. И на все вопросы только кивал молча. Потому что мне все равно было. Все, абсолютно. И еще я на себя досадовал. Ну почему у других все выходит, а я, за что ни возьмусь, все испорчу? Как я теперь без «Гепарда»? Кто сейчас на нем, вместо меня? Наиль мужик ничего, свой. А кто еще? «Гепард» – существо тонкое. Это он только с виду грозен. А внутри – как дитя малое. Его любой обидеть может. И что потом? Зарубят самолет на этом их «конкурсе». И все. Убьют его. А он ведь живой. Как я. Или как Васу.

Васу мне подружек приводил. Чтобы от всякого дерьма отвлечь. Так он говорит. Только мне их не надо. И они это понимают. Посидят смирненько, пива немножко выпьют и прощаться начинают. И смущаются отчего-то. А Васу злится. Говорит: не факт, что на Кришнагири таких кисок отыщем. Там они все такие, как я, в смысле, как он. Смуглые и черноволосые. А белых и нет почти. Так что надо попользоваться всласть, пока можно. Напоследок. А я с ним соглашаюсь. Киваю. Только неохота мне ничего. Я и ем-то едва-едва. И голос внутри тоже как-то не в себе. Привык он со мной летать.

И как-то раз я так лежал и в потолок смотрел. А Васу по делам убежал. Наверное, насчет билетов договариваться. И тут по визору реклама началась. И давай по комнате самолеты маленькие летать в каких-то розовых облаках. И белые следы за собой оставлять. И веселый мужской голос сказал, что это достойная работа для настоящих мужчин. Для отставных военных летчиков то есть. Кто не забыл, как земля с высоты выглядит. И адрес назвал. И еще сказал, что короткий трехмесячный контракт с полным обеспечением. И я подумал : «А чего? Вдруг и вправду полетать удастся?» Быстренько оделся и рванул.

Вербовщик этот почему-то в таверне «Обожженные барды» контору свою устроил. Недалеко от окраины. По дороге в порт. Кто это такие «барды» и почему они обожжены, я не знал. Но забегаловка там была еще та. Любой питейный подвал для всякого отребья в нашем районе в сравнении с «бардами» этими – все равно что дорогой ресторан. В полутемном зале пахло чем-то кислым. На полу слой опилок. Вперемешку с окурками. Столики из камня. Тяжелые стулья. Какие-то мутные люди сидят вдоль стен и курят что-то едкое. Аж дух перешибает. И бутылки в баре все пыльные. Сразу видно, что они тут просто так стоят и никто из них давно ничего не пьет. А от бармена перегаром несет. Он мне рассказал, где тут вербовщик. На втором этаже, в номере восемь. В люксе, так он сказал. И я пошел. Сначала по темной грязной лестнице. Потом по длинному коридору. В одном углу какой-то щетинистый мужик женщину тискал. А она хихикала и говорила, что сначала деньги. А потом я люкс этот нашел. Большая такая желтая дверь. Вся в грязных разводах.