телефонным разговорам, но в этот момент у Китти такое взволнованное лицо, что я заинтригована.

– Я… я хочу сказать: инди, титьки.

Нахмурившись, я смотрю на нее в недоумении.

– Снова «титьки». С самого начала? Кило, инди, титьки, титьки, инди.

Я засовываю кулак в рот, чтобы не расхохотаться.

Китти продолжает что-то бормотать, затем прощается и дает отбой.

Я кричу:

– Что это было, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?

– О господи, он попросил продиктовать по буквам мое имя, пользуясь полицейским алфавитом[68], а я не знала этот алфавит! БОЖЕ МОЙ! Я сказала «титьки»!

Я рыдаю от смеха.

– Титьки, титьки, инди?! – задыхаясь, повторяю я.

– Я не могла придумать ничего, что начинается с «тэ»! Ой, кошмар!

– Как ни странно, Титьки Титьки Инди – мой порнопсевдоним. – Как только я произношу эти слова, я вижу приближающегося Лукаса. По-видимому, он давно находится в пределах слышимости.

– А вдруг они аннулируют мою страховку?! – хнычет Китти.

– За что? – спрашиваю я.

– За непристойную речь!

– Не думаю, что непристойная речь – официальная причина для аннулирования страховки.

Китти вынимает свой мобильник и начинает гуглить.

– О нет, Джорджина, нужно было сказать: кило, Индия, танго, танго, Индия.

– Да, это больше похоже на правду, чем «титьки». Или, коли на то пошло, «индии».

– Я никогда больше не смогу позвонить на прямую линию!

– Вообрази, каким скучным обычно бывает его день, Китти. Ты оказала ему услугу.

Мы снова заходимся от смеха. Ах, как объединяет разделенный с кем-то смех! Непременно скажу Девлину о том, как я рада, что он нанял Китти.

– Джорджина, – прерывает нас Лукас. – Тебе пора наверх. Про тебя уже спрашивали. Твой выход.

Вздрогнув, я смотрю на часы. Почему так летит время?

– О, да-да. – Я нахожу под стойкой свою сумку и вытаскиваю измятые листы бумаги.

– Удачи, – говорит Лукас, когда я выпрямляюсь.

– То, что я это делаю, доказывает, что я не в своем уме? – спрашиваю я.

Меня охватывает страх сцены, и зубы начинают выбивать дробь.

– Я не знаю, какая ты, когда в своем уме, – с улыбкой отвечает Лукас.

А вот это правда.

Китти исчезает за углом стойки и появляется с «Просекко». Она вручает мне бутылку, как заколдованный амулет для рыцарского турнира.

– Возьми это с собой! Удачи!

Китти определенно мне нравится.

Во время долгого пути вверх по лестнице, с «Просекко» в руках, я вспоминаю слова папы: ты любишь выпендриваться, но терпеть не можешь быть в центре внимания. Добравшись до двери зала, я вижу мольберт, к которому прикреплена тема. «Разделите свой позор: МОЙ ХУДШИЙ ДЕНЬ НА РАБОТЕ!» И список участников. Они неправильно написали мое имя: «Джорджина Хоуспул».

Я бывала в этом зале, когда здесь было пусто и высилась груда упаковочных ящиков. А сейчас он забит людьми. Почти все сидят, но кое-кто сгрудился у маленького бара в дальнем конце. Его обслуживает Девлин. Слава богу, что не Лукас.

Электрические лампочки повесили на шнуре вдоль стен, выкрашенных зеленой краской. Тут еще пахнет затхлостью и чувствуется, что всего несколько недель назад убрали чехлы от пыли.

В дальнем конце зала низенькая сцена с микрофоном. Теперь это уже реальность. И о чем я только думала?

Ведущий – автор обзоров в «Стар». Его зовут Гарет, и ему двадцать с чем-то лет. Он уже представился мне раньше. Гарет явно томился в ожидании, так как при виде меня вздыхает с облегчением:

– Джорджина? Джорджина! Пожалуйста, аплодисменты Джорджине, которая выступает последней.

Я забираюсь на сцену, разворачиваю листы и обвожу взглядом зал. Люди шаркают ногами и тихо переговариваются.

А вот и судьи! Сидят, как три мудрые совы: одна женщина и двое мужчин. Да, один из них действительно мистер Кит. Ну что же, пускай. Чем хуже, тем лучше.

Я открываю рот, откашливаюсь, и на меня давит груз ожидания.

– Привет! Вау… – Микрофон издает пронзительный звук, и Гарет говорит:

– Немного отойдите, вот так.

Мне окончательно становится не по себе.

– Извините… Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь о Тесте Официанта. Идея в том, что можно судить о характере человека по тому, как он обращается с обслуживающим персоналом. Если вы с кем-то встречаетесь, не судите об этом человеке по тому, как он обращается с вами. Благодаря тому, что я была официанткой, барменом, а также очень короткий и несчастливый период хозяйкой ночного клуба (звучит двусмысленно?), я знаю, как это верно.

Я обвожу взглядом зал, чувствуя, что те люди, которые меня знают, желают мне успеха, а все остальные наблюдают с отстраненным любопытством.

– Пару лет назад я работала в одном очаровательном кафе: канделябры, золотистые обои с рисунком из цветов глицинии и розовые холодильники «Смег». Там подавали «Кир Ройяль»[69], салаты с цыпленком и такие гигантские куски торта, что вполне можно было обойтись без салата. На вечерний чай к нам ломились толпы.

В то Рождество зашли несколько женщин из соседнего офиса. Все они были милые, за исключением одной особы. У нее короткая стрижка, сильно подведенные глаза и сумрачный вид.

Она подзывает меня и говорит:

– Я – веган, к тому же не могу есть мучное и сахар. Итак, что вы можете мне предложить?

И это при том, что перед ней меню, в котором полно бисквитов, взбитых сливок, варенья и сэндвичей. Она же не предупредила нас заранее! И после этого еще ждет от меня предложений?! Мы с ней обе понятия не имеем, что же ей есть.

– Я спрошу шеф-повара, – говорю я.

Я направляюсь на кухню с тяжелым сердцем. В кафе праздничная суета, число клиентов зашкаливает, и это не считая большого количества предварительных заказов. Я знаю, что, когда появлюсь с требованиями этой противной клиентки, они рады будут выместить на мне стресс. Я оглашаю ее требование, и они со смехом отвечают:

– Она может выковыривать огурцы из сэндвича с тунцом, огурцами и майонезом.

Я кротко осведомляюсь:

– А больше ничего нет? Потому что это ей вряд ли понравится.

И тогда шеф-повар орет:

– ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ БЫЛО ВРЕМЯ ПРИГОТОВИТЬ ТО ЧТО ХОЧЕТ ЭТА ЗАРАЗА Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, ЧТО ОНА ХОЧЕТ ТАК ЧТО НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ И НА БУКВАЛЬНОМ И НА КОНЦЕПТУАЛЬНОМ УРОВНЕ. ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛА?

Я делаю паузу, и у меня шумит в ушах. Мне это снится – или мой рассказ действительно вызвал смех? И я продолжаю:

– Да, это справедливое замечание, хорошо сформулированное, но оно не особенно мне поможет. Я возвращаюсь в зал и самым умиротворяющим тоном сообщаю, что, поскольку она не предупредила заранее, мы мало что можем сделать. Нам так