чем записал в своем дневнике: «В редакции. Госпожа Архангельская и товарищи: „Женщина в нашем обществе занимает роль ночного горшка под кроватью своего мужа“. Всё в таком роде. Студенты. Слушают, закрыв лица, чтобы понять, ни одного хлопка»[410]. Запись не датирована, но по расположению в дневнике могла быть сделана во время пребывания Толстого в Коктебеле в доме М. Волошина летом 1912 года и, видимо, связана с воспоминаниями начала года.

Внимание к «женскому вопросу» обусловлено, прежде всего, событиями биографии писателя:

Мой отец Николай Александрович Толстой — самарский помещик. Мать моя, Александра Леонтьевна, урожденная Тургенева, двоюродная внучка Николая Ивановича Тургенева, ушла от моего отца, беременная мною ‹…› Уходила она на тяжелую жизнь — приходилось порывать все связи не только в том дворянском обществе, которое ее окружало, но и семейные. Уход от мужа был преступлением, падением, она из порядочной женщины становилась в глазах общества — женщиной неприличного поведения[411].

О внимании к женщинам, их внешности и одежде, особенностям поведения и восприятия, их биографиям и эмоциям мы можем судить по многочисленным дневниковым записям Толстого, куда он заносил ежедневные впечатления, наблюдения, поразившие его образы. Дневники писателя являются своеобразной лабораторией художника. В предисловии к публикации дневника 1911–1914 годов литературовед А. И. Хайлов писал: «Дневниковые записи — один из необходимых этапов писательской работы, где кристаллизуются те или иные темы, где в самом обилии наблюдений прорисовывается отношение художника к миру»[412].

Первая запись в дневнике 1911–1914 годов сделана 26 марта 1911 года, последняя датированная автором запись — 20 июня 1914 года. О назначении дневника Толстой писал: «Собственно, для поездки на Кавказ я и завел эту книжку: странно и трудно писать дневник, нужна привычка к безоценочному истечению мыслей (курсив мой. — А. А.). Кажется, всего полезней будет заносить встречи, факты и наблюдения. Так и поступаю»[413]. По справедливому замечанию публикатора, «было бы рискованно предложить какую-то типологию творческих записей: они слишком разнообразны»[414]. В них нашли отражение не только наблюдения писателя, но и восприятие исторических событий и факты личной биографии, как, например, рождение дочери Марианны в Париже в 1911 году или конфликт с Ф. Сологубом и А. Н. Чеботаревской из-за отрезанных обезьяньих хвостов, в результате которого Толстой вынужден был покинуть Петербург[415]. Эта история затронула «пикантную супругу»[416] Толстого, молодую художницу С. И. Дымшиц, первый муж которой не давал ей развод. Как писала Е. Д. Толстая, «никто до сих пор не пытался оценить силу оскорбления, нанесенного Чеботаревской в письме, где она называет Софью Исааковну „госпожой Дымшиц“»[417].

География записей Толстого также достаточно обширна: это Кавказ, Москва, Петербург, Париж, Коктебель и Самарская губерния. Многие дневниковые записи не были использованы им при создании художественных произведений, однако могут быть интересны зафиксированные писателем впечатления от поездок и встреч с людьми разного социального статуса. Одна из первых записей (26 марта 1911 года) связана с посещением покоев императора Александра II и его супруги Марии Александровны в Зимнем дворце:

Особенно интимны покои жены Ал<ександра> II. Она была кокетливая и нежная женщина. Недаром ванна ее (синяя, как и спальня) вплоть примыкала к спальне мужа. А комнаты Ал<ександра> II похожи на дом земского деятеля, недостает только семян на бумажках повсюду[418].

Герои другой записи — князь С. А. Щербатов и его супруга П. И. Щербатова, урожденная Пелагея Розанова, бывшая крестьянка. Поселившись в 1913 году в Москве в доме князя Щербатова на Новинском бульваре, Толстой писал о них:

Были у нас старуха Плонская с дочерьми и Щербатов с женой ‹…› Княгиня живет среди искусства, с эстетами, а самой скучно, все овры[419]<sic!> до черта надоели, хочется простого слова, вроде черной каши, а князь не дает, делает знак рукой[420].

Внимание художника привлекают также истории гувернантки, горничной, крестьянки Дуняши[421].

Среди записей Толстого есть наблюдения над незнакомками, случайно выделенными взглядом писателя из толпы. «Пробежала дама через улицу, подняв юбку. А дождь падал все сильнее», — сидя в парижской парикмахерской, записал Толстой в июле 1911 года[422]. Другое наблюдение этого периода озаглавлено: «Начало рассказа. Опираясь обеими руками на зонтик, у стены дома стоит девушка в красном суконном, от ночного света багровом платье»[423]. В наброске через описание взгляда писатель пытается уловить и зафиксировать на бумаге внутренний мир девушки: «Не забыть. О девичьем пристальном взгляде, где нет еще страсти, ни кокетства, ничего, отражающего душу, а взгляд <как> темный и опустевший, тот, на кого она смотрит, прямо через взгляд проходит в сердце»[424]. Толстой фиксирует впечатления о внешнем облике разных женщин — см., например, описание «Муси»[425] или запись, озаглавленную «Купальщицы»[426].

Одно из наблюдений над прохожими с пометой «Не забыть» было использовано при создании образа Даши, героини романа «Хождение по мукам»: «Дама в синем в трамвае. Сидит очень прямо, вздернутый немного нос, высокая шея, шляпа с цветами»[427]. В романе эта запись вводится в сцену встречи Ивана Ильича Телегина и Даши на Невском: «И в ту же минуту увидел Дашу. Она медленно шла, в синем весеннем пальто ‹…› на синей ее шапочке покачивались белые ромашки…»[428]

В дневниках Толстого зафиксированы также истории женщин, услышанные от знакомых по Москве, Петербургу, Коктебелю, Парижу. Так, наблюдения над представителями театральной среды, нашедшие отражение в дневниковых записях, были использованы в рассказе «Трагик», написанном в апреле 1913 года во время пребывания Толстого в Париже. В его основе лежит случай, произошедший с режиссером Малого театра И. С. Платоном, который Толстой записал в дневнике в период между 3 декабря 1912 года и 13 февраля 1913 года: в заброшенном, не отапливаемом имении тот встретил спившегося актера, за которым присматривала «деревенская девка»[429]. Однако в рассказе «Трагик» «деревенская девка» трансформируется в образ Машеньки, милой, простой, с измученным лицом и прекрасными «еще не наглядевшимися на свет глазами»[430]. В ней скорее угадывается героиня другой дневниковой записи, условно датированной 1911 годом, в которой говорится о живущей в доме друга Толстого, художника В. П. Белкина, паре — «паршивеньком актере» и его красавице-спутнице: «На Венькином корабле живет паршивенький актер и с ним девушка нечеловеческой красоты. По ночам она кричит на весь коридор и будит соседей, которые выходят в коридор кое в чем и переговариваются»[431].

Рассказы Толстого 1910-х годов объединяет образ главного героя, в большинстве случаев это мужчины, о которых исследовательница творчества Толстого Л. М. Поляк писала: «…это чаще всего — одинокий, никому не нужный, опустившийся неудачник, жалкий, чуть смешной чудак, находящийся иной раз на грани безумия»[432].