Я допил кофе и упрямо тряхнул головой в надежде, что всё это морок, что всё это мне померещилось.

Не хотелось верить в то, что птахи больше нет. И самое подлое во всём этом было, что виноват, выходит, только один человек – я сам.

Жила бы она своей беззаботной жизнью, летала два раза в год в Италию и другие тёплые края, кружила бы головы мужикам – и была бы счастлива.

Лучше бы я никогда не перезванивал ей.

Прости, Александра Петровна.

Я взял бубенец, просунул в дужку зубочистку и потряс несколько раз рукой. Такой вот получился реквием по Розовому Фламинго.

Последний бой Золотого шамана

Поклониться Золотой Бабе на Липовой горе стали стекаться посланники племён, о которых прежде сельвины только слышали. В дар ей и Золотому шаману подносили не только жертвенных животных, но всё чаще – золото. Начало же этой традиции положил Хомча.

– Что это? – Чекур с интересом рассматривал золотую диадему, украшенную глазурью и головами двух ланей.

– Это диадема царицы Египта Клеопатры, – вместо Хомчи заговорил Петро, оказавшийся рядом. – Жила она давно, почти пять веков назад, но о ней до сих пор в нашем мире говорят как об одной из самых великих женщин. Её любили великие мужи того времени: Цезарь, Марк Антоний, а сама она самовольно рассталась с жизнью, чтобы не стать трофеем римского императора Октавиана. Попросила пронести к ней в покои ядовитую змею в корзине с фруктами и подставила для укуса руку. Эту диадему Клеопатры подарил Алексе один из поклонников. Она очень гордилась украшением. Я думал, его аварцы тогда утащили, оказывается, Хомча прибрал.

– Это мой дар Вальге, – словно не слыша слов латинянина и стесняясь своих чувств, ответил скромно Хомча.

Чекур встал с лавки, обнял воина:

– Вальга достойна таких даров! Идём, ты сам примеришь ей диадему.

Подступы к вершине горы за сутки заняли зеваки, здесь было не только Липовое городище, но и начавший прибывать отовсюду любопытствующий люд. Чекуру пришлось отдать приказ выставить оцепление.

Зычный голос Хомчи заставил сельвинов оглянуться и расступиться, так что они на пару с Чекуром прошли по узкому, возбуждённо шепчущемуся коридору из людских тел. Когда подошли к статуе, вождь вернул телохранителю его подарок богине и ободрительно кивнул. Руки воина, свернувшего десятки вражеских шей, словно одеревенели, пальцы стали непослушными, и он едва не выронил диадему. А после без труда дотянулся до головы Вальги, стоящей на жертвенном камне, и водрузил на неё украшение. Оно пришлось в самый раз: аккурат легло в волны причёски, словно делалось на заказ.

Чекур достал откуда-то из-за пазухи золотое ожерелье.

– Узнаёшь? – спросил он Хомчу.

– Конечно, – не мешкая откликнулся тот, – оно лежало на могиле Ратнима, в тот день мы ещё впервые увидели… Вальгу.

– Верно. Думаю, этому ожерелью теперь здесь самое место, – с этими словами вождь завёл концы украшения за шею статуи и закрепил их. Это действие толпа также встретила ликованием.

Следующее украшение появилось у Вальги спустя две луны. К тому времени уже выпал снег и установилась зимняя погода, о которой угры за время своего похода успели подзабыть. Закалённые с детства тела быстро адаптировались к морозам, да и меховые одежды – где выторгованные, где подаренные сельвинами – помогли в этом. Другой проблемой мог стать вопрос с пропитанием. Численность населения Липового городища с приходом угров выросла едва ли не на треть ртов, а источников еды в округе не прибавилось: ни рыбы, ни зверя, заходящих в ловушки.

Об этом пришли поговорить с Чекуром старейшины племени.

– Я понимаю вашу тревогу, – кивнул вождь угров. – Но угры никогда не были нахлебниками, не будут и впредь. Сельвины – знатные рыбаки, и их засеки всегда полны рыбы, но вот охотники на крупного зверя они не самые искусные. В наших краях в этом деле не принято уповать на ямы, петли да подрези, как это делаете вы. У нас и самоловами не брезгуют, но основная добыча идёт загонным методом. Эта охота более надёжна и менее зависит от случая. Да и наши тяжёлые стрелы летят вдвое дальше ваших.

Что касается зверя, то я уже взывал с просьбой к Вальге, чтобы звериные тропы пролегли через Липовую. Но мне нужны и ваши молитвы, и ваши дары.

Главный старейшина воспринял последнюю фразу буквально. На протянутой им ладони Чекур увидел широкий золотой, украшенный камнями женский браслет. У старика была молодая жена, и наверняка с этим даром в хизбу к ним заглядывал кто-то из угров, положивший глаз на хозяйку. Теперь хозяин спешил избавиться от напоминания об этом.

– Пока будет достаточно ваших слов, обращённых к Вальге, – отвергая подношение, произнёс Золотой шаман, но чтобы ободрить старейшину, добавил: – Как только Вальга исполнит наши просьбы о пришествии зверя, ты сам возблагодаришь Богиню и наденешь ей на руку этот красивый браслет.

Чекур верил Вальге, но порой не верил собственным словам. Но они исполнились буквально через несколько дней.

– Просыпайся, вождь! – растолкал его поутру Хомча, не особо церемонясь, а значит, случилось что-то из ряда вон. – Не время дрыхнуть, лось пришёл!

– Ты сам как большой и тупой лось, – заворчал вождь, недовольный ранней и грубой побудкой. – Нашёл себе пару?

– Какой там пару! Там их… их… тьма!

– Что мелешь, какая тьма? Тебе спросонья что-то привиделось?

– Да сам иди посмотри! – выкрикнул телохранитель и выбежал из покоев вождя.

Когда же Чекур вышел на воздух, то оказалось, что едва ли не всё городище устремилось на берег. Люди так спешили, что выскакивали из хизб, едва накинув верхнюю одежду и кутаясь в неё уже на ходу. Он же поспешил в обратную сторону, решив подняться на гору и окинуть происходящее взглядом с высоты.

На противоположном берегу Сельвуны толпились десятки лосей – от робких сеголеток и нерешительных лосих до уверенных в себе и увенчанных ветвистыми рогами самцов. Животные словно и сами не понимали, что они здесь делают, что могло привести их к этой стене и этим существам, пропитанным дымом и источающим жажду крови. Казалось, от происшедшего опешили и люди, и звери. Первыми пришли в себя двуногие.

Несколько стрел, пущенных со стены расторопными и не привыкшими долго раздумывать уграми, пронеслось над головами наблюдателей. И вот уже вожак лосиного стада, только что ловящий ноздрями тревожные и неведомые запахи, уткнулся в снег. Тяжёлая стрела пронзила