К отчаянию Летиции, вначале Кенилворт, а затем и все остальные земли Лестера в Уорикшире — все, что должно было приносить доход и обеспечивать вдову, — изъяли королевские приставы[375]. Затем был конфискован Лестер-хаус, а с ним и великолепные сады с видом на Темзу, ценные предметы из дома и коллекция произведений искусства, которую продали на торгах. Среди них были, например, дополняющие друг друга портреты Лестера и королевы и множество изображений исторических деятелей древности, в том числе Юлия Цезаря[376]. Наконец, отобрали и сказочное поместье Уонстед в Эссексе, уже и без того невыгодно заложенное[377].

Долги Лестера явились в основном следствием затрат на военную экспедицию в Нидерланды: общая сумма достигала 50 000 фунтов. Эта сумма в два раза превышала доход от коронных земель и немного превосходила даже годовое довольствие королевы. Из-за этих долгов Летиция на несколько лет оказалась втянута в череду судебных тяжб с чиновниками короны. Изо всех сил пытаясь защитить себя, она вскоре снова вышла замуж. В ее ситуации аристократки той эпохи нередко так поступали, ведь по тогдашним английским законам засудить за долги замужнюю женщину было намного труднее, чем вдову. Ее новым мужем стал сэр Кристофер Блаунт, человек незнатный, бывший конюший графа Лестера. Сын Летиции Роберт не считал выбор матери удачным, поскольку Блаунт по происхождению и статусу стоял гораздо ниже ее. Впоследствии, правда, он называл Блаунта надежнейшим человеком и преданнейшим другом[378].

Елизавета горько сожалела о том, что обошлась с Лестером так жестко, когда он вернулся из Нидерландов. Подавленная горем, она надолго затворилась в опочивальне. Дошло до того, что Бёрли и другие члены Тайного совета решились на то, чтобы вскрыть двери. В начале ноября 1588 года отмечалось, что королева выглядит постаревшей и ее преследует меланхолия[379]. По свидетельству Уолсингема, королева переживала тяжелейшее горе и не желала ни с кем общаться[380]. Придворным дамам стоило немалых усилий уговорить Елизавету участвовать в рождественских торжествах, но даже музыканты и акробаты, специально созванные, чтобы развеселить королеву, не смогли ее утешить[381].

Без Лестера Елизавета чувствовала себя совершенно незащищенной. Она утратила любовь всей жизни, больше некому было доверить сокровенные мысли, больше некому было сопровождать ее на государственных церемониях, стоять рядом с ней на дворцовых праздниках. Лестеру даже иногда позволялось ночевать в Уайтхолле в пустующих покоях принца-консорта, которые последним занимал Филипп II Испанский, будучи мужем Марии Тюдор. И хотя в дальнейшем королева уделяла внимание более молодым мужчинам, например Уолтеру Рэли, восполнить потерю «дорогого Роба» не мог никто, и Елизавета нередко погружалась в состояние самой мрачной подавленности. Она полюбила цветы, ветви деревьев и ароматные травы, в те месяцы траты ее флориста составили в пересчете на современные деньги около 13 000 фунтов.

Чтобы как-то оживить свои покои, Елизавета приказала придворному художнику Джорджу Гауэру покрыть открытые участки стен ярко-синей краской, полученной из смальты, с добавлением духов из розовой воды. Также по ее приказу были обновлены и приведены в порядок дворцовые сады, где она любила гулять. Для этого в Гринвиче и Хэмптон-корте трудилась целая маленькая армия садовниц. Королеве всегда нравились сады, особенно с аллеями в итальянском стиле, террасами, углублениями, фонтанами и зелеными аркадами со статуями. В садах она любила прогуливаться — с кем-нибудь из придворных или одна в зависимости от настроения. Ей нравилось неспешно прохаживаться по дорожкам, затененным деревьями и высокими кустами или посидеть на подушках в беседке[382].

Вначале планировалось, что торжества по случаю победы над Армадой достигнут наибольшего размаха сразу после очередной годовщины восшествия на престол и молебна епископа Купера, но в последний момент все это было отложено до следующего воскресенья. Елизавета посетила празднества: Бёрли убедил ее не откладывать все снова. Королева появилась из опочивальни облаченная в эффектные серебряные и белые одежды, села в крытую карету, запряженную двумя белыми лошадьми, и направилась из Сомерсет-хауса на улице Стрэнд к собору Святого Павла. Впереди нее ехали верхом королевские трубачи и благородные слуги королевы в сопровождении своих оруженосцев, державших поднятые алебарды. Сразу за колесницей следовал молодой граф Эссекс. Лишь в прошлом году Елизавета пожаловала ему должность королевского конюшего, до того принадлежавшую его отчиму, и теперь он всегда следовал верхом за ее каретой, куда бы она ни направлялась[383].

Около полудня процессия приблизилась к западному входу в собор Святого Павла. Королеву приветствовало духовенство в серебряном облачении; состоялась служба в честь победы над Филиппом. После молебна Елизавета расположилась в пристроенной к северной стене собора капелле напротив Распятия и кафедры. На всеобщее обозрение были выставлены знамена, снятые с захваченных испанских судов[384].

Уолтеру Рэли, сыгравшему в победе над испанцами роль второстепенную, к его великой досаде, пришлось занять в процессии место куда менее почетное, чем обычно. Он был вынужден согласиться на это, поскольку новый королевский конюший в тот период уже начал обходить его во влиятельности. Вскоре после триумфального возвращения Эссекса из Нидерландов, где его легкая конница отличилась в битве при Зютфене, Елизавета стала приглашать его по вечерам во дворец для игры в карты. «Королева не общается ни с кем, кроме моего лорда Эссекса! — хвастался кое-кто из его слуг, вполне извинительно преувеличивая. — Вечером он идет к ней играть в карты или еще в какую-нибудь игру и возвращается домой, только когда под утро уже запоют птицы». В отсутствие Лестера в связи с приближением Армады королева даже убедила графа Эссекса переехать на время в занимаемое обычно его отчимом помещение в Сент-Джеймсском дворце, поближе к ней[385].