— Да так, просто слушал, как вы там, ребята, треплетесь насчет нас и англичан, и подумал, что тот мужик намолол кучу говна.

Бип! Слово «говно» вполне позволяло на нем «бипнуть»; на сей раз это сделал Фил, хотя соответствующая кнопка имелась и у меня. В число других заглушаемых слов входили: «сра-ка» (и варианты), «писька» и «гребаный» (и все производные), «срань» (тоже с вариантами), «говно» («дерьмо» разрешалось), «ублюдок» (туг я выходил из положения, употребляя шотландские разновидности этого слова), «член» (если того требовал контекст) и «стручок» (тоже смотря по контексту). Мы вполне могли успеть «бипнуть», потому что передача выходила в эфир с трехсекундной задержкой. Это теоретически означало, что Фил может «бипнуть» и меня, если я ляпну нечто, способное бросить тень на репутацию радиоканала «В прямом эфире — столица!», а то и привести к судебному разбирательству. Ха-ха.

— Сказано убедительно, Ангус, — заметил я.

— Прошу прощения, друг.

Я взглянул на Фила, сидящего по другую сторону стола.

— Сколько «бипов» сегодня?

— Это первый, — ответил он.

— Не может быть, мы уже семьдесят минут в эфире. Тьфу, пропасть. Как-то мы расслабились. Итак, Ангус, это все, что ты можешь сказать? А еще говорят, будто данная передача известна всей стране своим интеллектуальным уровнем. Аты, Анги, по-честному, не дотягиваешь до этой марки. Или до фунта. Или даже грошика.

— Нет, я только хотел сказать, что если англичанам не хочется стать частью Европы, то и пускай. Но послушайте, разве для нас, шотландцев, это повод тоже отказываться? Пускай они идут своим путем. А мы пойдем нашим. Нам они не нужны. Знаешь, друг, иногда они просто путаются у нас под ногами.

Подобный поворот мысли заставил меня рассмеяться. Фил изобразил обиженного.

— И это я слышу от представителя нации, которая дала нам «Крэнкиз»?[67]— произнес он с негодованием в голосе, — И шоколадный батончик «Марс» во фритюре? Это мы путаемся под ногами у вас!

Я продолжал смеяться.

— Ладно, Ангус, — проговорил я, — понятно, что ты хочешь сказать. Однако мы, то есть шотландцы, можем посмотреть на это дело и с другой стороны, правда? Когда Британская империя представляла собой то, чем стоило гордиться, что мы тогда говорили? «Не надоть, — говорили мы, — забывать, кто именно империю создавал; мы были ее лучшими солдатами, лучшими инженерами и так далее, мы строили для нее корабли и добывали уголь, чтобы они могли плыть. Да, конечно, когда вы, англичане, продвигали цивилизацию в какую-нибудь африканскую глухомань, всем заправлял английский генерал, окруженный фатоватыми всадниками из свиты, заберется куда повыше и голосит: в атаку, мол, хлопцы, но настоящую-то работу как раз делали наши ребята в киль-тах, которые шли в штыковую под звуки волынок». А кстати, я не забыл сказать, что мы изобрели паровую машину и телевизор? Ведь так? Но затем, когда империализм начал становиться бранным словечком, мы запели по-другому: «Пусть крепнет солидарность с черными братьями! Оченно вас понимаем! Эти английские ублюдки пришли в нашу страну хозяйничать раньше, чем в какую-либо другую, да, именно так; так что мы провели под игом империализма три сотни лет. Тотальная эксплуатация. Слямзили у нас паровую машину и телевизор, между прочим».

Где-то на середине моей тирады в мобильнике Ангуса что-то щелкнуло и раздались гудки.

Фил прокомментировал это так:

— Ангус покинул эфир.

— Похоже, что так, — согласился я, поглядывая на студийные часы и вычеркивая карандашом еще один пункт в сценарии, — Итак, завершился очередной раздел нашей передачи, который мы называем «Безумству храбрых», это когда самые отчаянные смельчаки, не боясь оскорблений, звонят, чтобы над ними поиздевался настоящий профессионал. Нам также удалось заполучить кое-какую чрезвычайно важную информацию о всяких штуковинах, которым вам так не хватало, хотя вы об этом ни сном ни духом. А потом — раз уж зашла речь об оскорблениях — послушайте Шегги[68]. Держитесь подальше. Держитесь как можно дальше…

— Какого черта, что ты делаешь?

— А чё? Я передумал. Хочу джина с грипфрутовым соком.

— И ты звонишь Крейгу, чтобы изменить заказ?

— Во-во.

— Да ведь он метрах, блин, в восьми от тебя, — запротестовал я, указывая в сторону бара, — я даже отсюда могу видеть его бритую черепушку…

Дело было еще в августе. Погожим субботним вечером мы сидели на алюминиевых стульях, поставленных прямо на тротуаре рядом с баром на Фрит-стрит. Наступали сумерки, обещая одну из тех теплых летних ночей, когда весь лондонский Сохо воспринимается как одно гигантское помещение внутри перенаселенного дома, превращенное в единое целое людьми, до отказа заполнившими обрамленные невысокими зданиями улицы, а еле-еле пробирающиеся по узким улочкам автомобили движутся зачастую даже еще медленнее праздных гуляк, скорее напоминая выставочные образцы из автосалонов. Все эти большие неуклюжие сооружения, весь этот горячий твердый металл — все цементируется массой мягких, по-летнему полуодетых людских тел. Музыка барабанила из распахнутых окон и дверей бара, просачивалась из клуба напротив, всего в нескольких шагах на другой стороне улицы, пульсировала с проезжающими машинами — приглушенно, если стекла были подняты, и резко, если опущены. Я вдыхал ароматы сигар, травки, автомобильных выхлопов, духов, соуса карри, кебабов, пива, пота и гудрона. А кроме того, время от времени долетал запашок не то помоев, не то канализации, будто нечто гниющее и вредоносное просачивалось откуда-то снизу.

Эд быстро повернулся на своем насесте, бросил взгляд в сторону переполненного, шумного бара, где Крейг, похоже, наконец-то пробрался к стойке.

— Ага, — согласился мой приятель, — наверняка так и есть, — и продолжил тыкать большим пальцем в клавиатуру своего мобильника, — Но попробуй-ка добраться до него или хотя бы привлечь его внимание.

Я решил, что Эд говорит дело. Потом мне пришло в голову, что желаемого результата можно достичь, если метко запустить в Крейга кубиком льда, но затем я бросил взгляд на свою бутылку «Будвара» и на стоящую перед Эдом бутылку «Бекса» и решил: нет. Даже при условии достаточного запаса льда (а его-то у нас и не было) и моих потрясающих метательных способностях (которые, увы, могли сильно пострадать после трех или даже уже четырех часов, проведенных за поглощением пива) вполне можно было и промазать, что привело бы к взаимным упрекам и шумной ссоре. А то и к скандалу и даже к рукопашной схватке.

— Аллё, Крейг! Да… Хи-и-и, хи-и-и, хи-и-и. Лучше всего, приятель… Нет, джин с каким-нибудь соком… Сам знашь, лучше с грипфрутовым… Да, твое здоровье, старина.