После окончания курса парашютистов из числа наиболее отличившихся и способных к летному делу, должны были выбирать кандидатов в учлеты. Учлеты – это ученики аэроклубов. Ада, конечно же, попала в число отобранных, хотя очень волновалась. Ей еще год оставался до окончания педучилища, и она могла спокойно совмещать учебу и тренировки. В их группе все были с производства и тоже совмещали работу на заводе с занятиями в аэроклубе. Ада опять прошла медицинскую комиссию, и та ей дала «добро». Казалось, больше нет никаких препятствий и сомнений, и теперь один путь – в необозримые небесные просторы, с которыми она не один раз объяснялась в любви во время прыжков. Но, то были другие ощущения, хотя в чем-то и совпадали. В падении с парашютом нельзя настолько изменить траекторию падения, чтобы полететь далеко-далеко, как ей этого хотелось. Полететь и обозреть весь земной шар, увидеть города и страны, подняться так высоко, как еще никто не поднимался, улететь туда, куда еще никто не долетал. «Быть самой-самой!» – мечтала она, и не только мечтала, но и стремилась к этому, выполняя с огромным рвением все, что ей поручали. Очищая от пыли, грязи и масла, старательно мыла крылья, фюзеляж, колеса, мотор. Это было необходимо для ознакомления с материальной частью и усвоения ее, то есть устройства самолета. С какой любовью она все это делала. И, хотя потом у нее были более серьезные и грациозные машины, больше всего она любила этот неказистый, собранный из фанеры и перкаля легенький У-2. Ведь это была первая любовь, а, как известно: она – на всю жизнь.

В аэроклуб надо было ходить каждый день. Истины постигали от простого к сложному. Ада все схватывала на лету, и ей казалось, что слишком долго они учат что-то одно, слишком много ему уделяют внимания. Ей хотелось быстрей, быстрей перейти к управлению самолетом. И, наконец, завтра будут первые пробы: руление по взлетной полосе. Усилием воли она пыталась погасить в себе волнение и уснуть, ведь завтра надо быть бодрой и очень внимательной. Она встала намного раньше, чем требовалось. Ей не спалось в предвкушении первого управления, первого шага к полету. И вот они стоят, выстроившись в шеренгу, возле взлетной полосы, а инструктор к ним подруливает самолет. Неописуемое чувство испытывает Ада, когда понимает, что самолет подвластен ее воле, он выполняет ее «команды».

Занятия в аэроклубе без отрыва от учебы в педучилище требовали огромного напряжения сил. Но Аде не занимать воли и упорства, которые так необходимы в достижении поставленной перед собой цели. И она после занятий в училище, наскоро перекусив, спешила в аэроклуб или на аэродром. Выходные, как правило, все проводила на аэродроме. Постепенно научилась самостоятельно запускать двигатель, что не так просто сделать на У-2. Научилась рулить не только по прямой, но и на поворотах, поднималась с инструктором в воздух на провозные, как их называли. Не было случая, чтобы она на что-нибудь пожаловалась или отказалась что-нибудь выполнить. Она не уклонялась даже от самых тяжелых заданий. Да, она и не считала их тяжелыми. Для нее ничего тяжелого не могло быть здесь, на земле в ее стремлении к цели. Ей все было в радость, ей все было по плечу, ведь то, о чем она мечтала, будет намного тяжелее, потому что оно будет впервые. Ее будущие рекорды были той планкой, к которой она стремилась.

После нескольких десятков провозных по кругу и в зону, Аде разрешили самостоятельный полет. Вместо инструктора помещают мешок с песком, и – вперед! Ей ни чуточку не было страшно, ведь она так давно ждала это мгновение, мгновение, когда самостоятельно управляя машиной, поднимется в воздух. Давно приучены руки и ноги к соответствующим движениям, запомнив плавность и силу, а приводящая их в действие голова, у нее была светлой и мудрой. Только сердце не слушало ее, оно – то колотилось, то замирало в предвкушении. Ада дала газ, и машина медленно поползла по взлетной полосе. Первые самостоятельные метры к линии старта! Старт дан – полный газ, и машина набирает скорость. Она бежит, подпрыгивая на неровностях, наконец, отрывается от земли, и… вот так, во всеоружии, она впервые поднялась в небо без инструктора. Ею овладела неописуемая радость, когда она поняла и почувствовала, что машина подчиняется ее воле здесь, в небе, в его необозримом пространстве. Ее захлестнуло необыкновенное ощущение парящей птицы, с распростертыми над землей сильными крыльями. Как хотелось ей промчаться над Землей туда, в ту даль за невидимый горизонт, которая никогда не видна с земли. Набирая высоту, внимательно смотрела на приборную доску. Удостоверившись, что с приборами все в порядке, позволила себе посмотреть вниз. Под крылом проплывали строения аэродрома, домики поселка, щедрая зелень весны. Душа пела: с этими крыльями она может все! Так вот почему человек всегда так рвался в высоту. Чтобы это понять, надо в ней побывать. Необозримые небеса дают такое, что невозможно объяснить земными словами. «Что же это такое, – думала Ада, – что обнимает тебя такой любовью, и в ответ ты тоже любишь, любишь до конца без остаточка это неведомое, непознанное, любишь только за то, что оно есть…» Но любоваться некогда, надо выполнять задание. Набрав нужную высоту, она делает первый разворот налево. Горизонт колеблется то, удаляясь, то, приближаясь. Выполнив задание по пилотажу, надо возвращаться на аэродром, а ей так хочется умчаться в необъятное небо и носиться там, носиться без устали, проникая во все его самые отдаленные уголки, хотя она прекрасно понимает, что «уголков» у неба нет. Как же ей хочется безудержно кувыркаться в нем, выполняя «мертвую петлю», которую она еще не умеет. И ей хочется учиться и учиться без перерывов на сон и еду, учиться и овладевать летным мастерством. Теперь она уже не учлет. Сделав самостоятельный полет, она стала летчиком, стала тем, с кем будут считаться, с кем совсем по-другому будут разговаривать. Это вдохновляет, это придает силы. Выполнив самостоятельный полет, Ада переступила ту невидимую, но известную и понятную для всех черту, когда ты становишься уже совсем другим.

Раскрасневшаяся от возбуждения, счастливая Ада спрыгнула на землю, но все еще была там, в небе и очень долго не могла с него спуститься в своих мыслях и ощущениях. И, скорее всего, больше никогда с него не спускалась, до той поры, пока ее не «спустили». Да, и то им не удалось это до конца. Ноги стояли на земле, а душа парила в небе. Но это было потом, а пока после полетов все дружно «вылизывали» свою «ласточку», так ласково они называли свой учебный самолет. Все чувствовали себя на голову выше, и работали с нескрываемым счастьем на лицах и рвением в руках. Не у всех все получилось отлично, но ведь это было только начало. Все еще было впереди и столько радужных надежд теплилось в их молодых сердцах.

Время неумолимо летело вперед. Ада не замечала его, увлеченная своей мечтой – в совершенстве овладеть летным пилотажем. Даже на занятиях в училище, находила минутки, чтобы обдумывать что-нибудь из летной практики. Она и во сне, не переставала летать. И, так же, как и наяву, во сне ее руки срастались с крыльями самолета, и, управляя ими, она совершала немыслимые виражи. Это был другой мир, отличный от земного. Там совершенно по-другому она себя чувствовала. Порою ей казалось, что ее две – земная и небесная. Открыв в себе это, она удивилась: «Как такое может быть? Как одна я могу делиться на две или состоять из двух?» Ей очень хотелось узнать, чувствуют ли это ее соученики, но спросить первой боялась. Никто в группе не говорил об этом. «Неужели никто так не думал или, может быть, боится сказать так же, как и я?» – не один раз спрашивала себя Ада, но заговорить с ребятами на эту тему, так и не решилась, опасаясь, чтобы они ее размышления не назвали «женскими штучками». Хотя она и летала лучше всех в группе, наравне с мальчиками выполняла все задания, стоически перенося все физические нагрузки, к ней все равно относились снисходительно, как к особе женского пола. Постепенно отсеялись все девушки из группы, и она осталась одна. Может быть, за ее спиной и разговаривали о том, что и она уйдет по мере возрастания нагрузок, но в лицо ей никто не осмеливался такое сказать, видя ее рвение, с которым она стремилась в полеты. Она и фигуры пилотажа выполняла так, как будто бы кожу с себя сдирала. Никто не знал, чего это ей стоило, но все соглашались, что выполняла она их безукоризненно и с такой поражающей легкостью и так естественно, как будто бы это были не пилот и самолет, а что-то единое, напоминающее огромную птицу.