В два часа ночи, голодная, неумытая и злая, я, наконец, уселась за дедулино послание. Шишку утихомирило мокрое полотенце. Душа требовала возмездия, поскольку первые странички письма Федоров потерял в засаде. Остальные были покрыты жирными пятнами. Что ж они делали в этой самой засаде, прости Господи?

«…и самое главное, Стефания, здесь по-другому смотришь на бег времени. Время застывает, просачивается сквозь стрелки на городской ратуше. А когда появляются кукольные фигурки, думаешь, что на старости лет попал в сказку. Старую, старую сказку, в которой ты лишний. Слишком поздно, Эфа. И это самое обидное.

Прага — город для молодых и влюбленных. Нет, не так. Прага — город любовников. А Золотой мост — исполнение желаний. Вчера мы с Кларой прошлись по нему, держась за руки. И я загадал, что… Нет, не буду говорить, а то желание не исполнится.

Впервые за долгое время мы разбрелись, и даже, встречаясь в отеле, едва здороваемся. Виной тому — Прага.

Фима пропадает в пивных, Ольга — в магазинчиках бижутерии. Соня пробует пирожные в кофейнях. Близнецы давно оккупировали торговый центр. А мы с Кларой просто гуляем. Все здесь готовится к Рождеству. Снег мягкий, игрушечный и очень теплый. Повсюду звон колокольчиков. Если приглядеться, то за поворотом мелькнет красный колпак Санта-Клауса.

Единственный раз эта идиллия была нарушена вчера. Прямо на городской площади молодой парень попытался с собой покончить. По отдельным возгласам, нам удалось уловить, что он из России. Странно, где бы мы ни оказались, всюду нас преследует смерть. К счастью, на этот раз все обошлось. Парнишку спасли. Он и сам не понял, зачем хотел умереть. Сказал только, что так велели звезды. Здесь действительно столько рождественских звезд, что впору с ума сойти от их блеска и яркости. Все искрится, сияет, уводит от действительности. Может быть, нам провести Рождество здесь, под сводами старой Праги? Как ты думаешь?

Читать ничего не хочется, разве что из солидарности с тобой, одолел книгу про твою белокурую ящерицу — „Вечный полет Годзиллы“. До сих пор не пойму, как решился прочесть подобную макулатуру. Не иначе, как ностальгия замучила. Совсем к старости сентиментальным стал. Эфа, ты можешь объяснить мне, чего этим двум бабам нужно? Пора бы остепениться и успокоиться, выйти замуж, так нет, все им неймется. Куда-то скачут, с кем-то дерутся, прямо как ты. А ради чего, спрашивается?

„— Вот так бы раскинула руки и полетела бы, — сказала Годзилла на вершине огромной скалы.

— А что тебе мешает? — удивилась Серодуста. Ее аккуратный лаковый сапожок опустился ровно на мягкую точку подруги. Мгновение, Годзилла раскинула руки и полетела камнем вниз. Вся ее жизнь пронеслась мимо и рухнула в ледяную воду на секунду раньше, чем белокурая амазонка. Годзилле повезло: она приземлилась в узкое каное, которым управлял мускулистый индеец.

— Бог мой блин! — выругался парень, глядя на огромную дыру в днище. — Когда же эти девицы перестанут бросаться вниз от несчастной любви?!“.

Наши шлют тебе привет из Европы.

Не скучай.

Карл».

Заскучаешь тут, как же. Слава богу, хоть голод прошел: тошнота от удара накатывала волнами, в глазах рябило, а в душе поселилась черная апатия.

Последний удар нанес календарь: неожиданно выяснилось, что я ошиблась на один день: увы, два с лишним час назад наступила не суббота, а всего лишь пятница, а по пятницам мое присутствие на работе строго обязательно — у нас заседание Ученого совета. «Этот стон у нас песней зовется!» — сказал Соломон на презентации своей первой книги. Господи, как я встану в девять утра?! Вопрос так и остался без ответа: подобно осьминогу, сон опутал щупальцами и уволок на черное зыбкое дно.

В двадцать лет я могла пить, гулять всю ночь напролет, что только добавляло мне естественного очарования. В двадцать пять я впервые задумалась о том, что молодость действительно может пройти. И тут же выбросила крамольную мысль из головы. Как там говорят идиотки-оптимистки: нам ровно столько, на сколько мы выглядим! Вот и я так говорила. Пока не приблизилась к размытой возрастной границе, которая у нас почему-то называется бальзаковским.

В тридцать лет начинаешь более ревностно относиться к своей жизни. То, что раньше давалось безо всяких усилий, теперь требует немалых финансовых и эмоциональных вложений, а то и физических. К примеру, лишний бокал и лишняя же сигарета делают мешки под глазами более заметными (тут даже самый дорогой крем-лифтинг не поможет), тортики и пирожные вызывают некоторую опаску (а вдруг талия прибавит пару лишних сантиметров?), очередной праздник восьмого марта — бессознательную панику.

В тридцать лет понимаешь, что секс не только приятное, но и очень полезное занятие. По крайней мере, так утверждает твой личный гинеколог. И ты, взвесив «за» и «против», склонна с ним согласиться. Увы, в тридцать лет намного сложнее найти партнера, который бы в совершенстве усвоил завет твоего врача и регулярно бы претворял его в жизнь.

Биологические часики так и норовят сорваться на пронзительный визг будильника. И почему-то все чаще тянет к старому фотоальбому, сохранившему беззаботную улыбку юности и надежду, что сразу же после окончания школы жизнь превратится в бесконечный джек-пот.

Именно о джек-поте я думаю каждый раз, когда мне приходится реставрировать лицо после бессонной ночи. И с каждым разом на это уходит все больше времени и декоративной косметики. К счастью, мне по-прежнему говорят комплименты и знакомятся в общественных местах, что внушает некоторую надежду.

Минувшая ночь нанесла почти непоправимый ущерб внешности. Особенно меня беспокоили царапины на лице (подозреваю, что по мне прошелся хвост крокодила, пока я валялась на полу в полной отключке).

Про мешки под глазами я уже говорила. Ужас! Если так и дальше пойдет, то я вскоре рискую перейти в разряд элитного секонд-хенда на брачном рынке. Не то что бы я туда стремилась, но все же…

— Эфа! Вылезай из ванны! Завтрак готов!

Другая бы разомлела от подобного призыва, почуяв сексуальный подтекст, но только не я. За столом меня ждал Кеша, благоухающий моими же духами, и Федоров, заросший трехдневной щетиной, который, решил здесь поселиться исключительно из-за собственного упрямства и никому не ведомых принципов. Никаким сексуальным подтекстом здесь и не пахнет, но из ванной комнаты пришлось выйти.

— Ты прекрасно выглядишь!

— Спасибо, Кеша.

— Ты великолепна, только выглядишь усталой! — внес свою неумелую лепту Федор Федорович.

— А тебя, Федоров, никто не спрашивал.

Обменявшись любезностями, мы начали завтракать.

— Какие планы на сегодня? — Кеша рискнул нарушить жевательно-глотательную паузу.

— Ученый совет, — буркнула я.

— Засада! — сообщил Федоров.

Кеша оживился:

— Такая, как вчера?