Луна дерзко посмотрела на ворона.

– Я пойду за ней.

– Кар-р, – сказал ворон, хотя Луна знала, что он имеет в виду: «Это очень глупо. Ты даже не знаешь, куда идти».

– А вот и знаю, – парировала Луна, выпятив подбородок, и извлекла из торбы тетрадь. – Вот, смотри!

– Кар-р, – сказал ворон. Это означало: «Ты сама все выдумала. Мне тоже один раз приснилось, что я могу дышать под водой как рыба. Но я же не лезу в воду!»

– Она такая слабенькая, – произнесла Луна, и голос ее надломился. Вдруг в лесу с бабушкой случится что-то плохое? А если она заболеет? Или заблудится? Вдруг Луна никогда больше ее не увидит? – Я должна ей помочь. Я без нее не могу.

(Клочки бумаги со словами «Дорогая» и «Луна» соприкоснулись краями, разрыв начал таять и таял до тех пор, пока от него не осталось и следа. Точно так же сложились фразы «когда ты это прочтешь» и «хватит времени все объяснить». А в самом низу бумажной кучки сложилось «ты даже не представляешь, на что ты способна».)

Луна сунула ноги в ботинки и уложила в рюкзак все, что, как ей казалось, могло пригодиться в пути. Сыр. Сушеные ягоды. Одеяло. Флягу с водой. Компас с зеркальцем. Бабушкину карту созвездий. Очень острый нож.

– Кар-р, – сказал ворон, имея в виду: «Ты же предупредишь Глерка и Фириана?»

– Ни за что. Они меня не пустят.

Луна вздохнула. (Маленький обрывок бумаги скользнул по полу быстро и тихо, словно мышка. Луна ничего не заметила. Она не видела, как бумажка поднялась у нее по ноге, зацепилась за край плаща и наконец забралась в карман.)

– Нет, – еще раз повторила она. – Они поймут, куда я иду. Что бы я ни сказала, они меня поймут не так. У меня всегда все выходит не так.

– Кар-р, – сказал ворон. – Неправда.

Впрочем, мнение ворона не волновало Луну. Она уже все решила. Она подтянула капюшон и еще раз сверилась с картой, которую сама же и нарисовала. Карта была достаточно подробная. И конечно, ворон был прав, конечно, Луна знала, как опасно бывает в лесу. Но она знала дорогу. Она была в этом уверена.

– Так ты идешь или нет? – спросила она у ворона, прежде чем шагнуть за порог и раствориться в зарослях.

– Кар-р, – ответил ворон. – С тобой, моя Луна, хоть на край света. Хоть на край света.

* * *

– М-ДА, – произнес Глерк, разглядывая царящий в доме беспорядок. – Не к добру это.

– А где тетушка Сян? – заныл Фириан. Он прятал мордочку в носовой платок, но то и дело поджигал его своим дыханием, после чего гасил огонь слезами. – Почему она не попрощалась?

– Сян сама о себе позаботится, – отозвался Глерк. – Меня гораздо больше беспокоит Луна.

Он сказал это потому, что ему казалось – так и должно быть. Но правда была иной. Его снедала тревога за Сян. «О чем она только думала? – стонал про себя Глерк. – Как мне вернуть ее целой и невредимой?»

Обернув хвост вокруг туловища, Глерк тяжело сел на пол и перечитал записку, которую Сян оставила для Луны.

«Дорогая Луна, – гласила записка. – Я буду идти быстро и, когда ты это прочтешь, уйду уже далеко».

– Далеко? Ну-ну, – пробормотал Глерк. – Значит, она превратилась.

Он покачал головой. Глерк очень хорошо знал, что магия почти оставила Сян. Вдруг ведьма не сумеет вернуть свой истинный облик? Что, если она навсегда останется белкой, или птицей, или оленихой? Или – что еще хуже – сумеет довести обратное превращение лишь до половины?

– Что там написано, Глерк? – встрял Фириан, который, словно приставучий шмель, жужжал то у одного, то у другого уха кошмара.

– Погоди минутку, дружок, будь добр, – попросил Глерк.

Услышав, что Глерк назвал его «дружком», Фириан обезумел от восторга. Язычок у него задрожал, щекоча небо, и дракончик кувыркнулся в воздухе, изобразив двойное сальто, после чего стукнулся головой о потолок.

– Конечно, Глерк, конечно, дружок! – сказал Фириан, потирая шишку. – Я могу ждать сколько угодно.

Он перепорхнул на подлокотник кресла-качалки, принял солидный вид и постарался не двигаться.

Глерк пригляделся к бумаге – не к тому, что было на ней написано, а к самой бумаге. Видно было, что ее порвали, однако потом соединили обрывки так тщательно, что досужий наблюдатель не заметил бы перемены. А вот Сян заметила бы. Глерк присмотрелся еще внимательней, улавливая нити магии, прядь за прядью. Нити были голубые. По краям они переливались серебром. Их были миллионы. И ни одна из этих нитей не принадлежала Сян.

– Луна, – шепотом сказал Глерк. – Ох, Луна…

Она подступила раньше срока. Магия. Сила магии – целый океан силы, – постепенно просачивалась сквозь поставленную ведьмой плотину. Глерк не знал, нарочно ли Луна совершила то, что совершила, или же даже не заметила случившегося. Он помнил: когда Сян была молода, спелые фрукты порой взрывались звездным дождем оттого лишь, что она подходила слишком близко. В те годы она была опасна и для себя, и для других. Как Луна во младенчестве. И вероятно, как Луна сейчас.

Глерк знал, что это за причина, но в записке о ней не было ни слова. На месте слова «магия» красовалась аккуратная дыра. Глерк обвел взглядом пол, но клочка бумаги нигде не было. Вот чего он не мог терпеть в магии. Она вечно все запутывала. Творила глупости. И была себе на уме.

Глерк сложил письмо и придавил его подсвечником. Со вздохом оглядел комнату. Сян говорила правду: жизнь ее клонилась к закату, но по сравнению с его собственной бесконечной жизнью время, отпущенное ведьме, было не длиннее вздоха, глотка воды, взмаха ресниц. Скоро она уйдет навсегда. Сердце холодным угловатым комком забилось у него в горле.

– Глерк! – подал голос Фириан. Дракончик с жужжанием вился у лица болотного кошмара, заглядывал в огромные влажные глаза. Глерк моргнул и уставился на Фириана. Нельзя было не признать, что дракончик был славным существом. Добросердечным. Юным. Но – неестественно юным. Ему пришло время вырасти.