- Легче стало? - спросила Рита.

Она стояла на твердом полу, но, глядя на нее, я почему-то подумал о зеленой воде под нами.

- А вы верите в Бога? - пробормотал я.

- А что в этом удивительного?

- Ну, месть в Святом Писании как бы под запретом.

- Значит, мы грешники, - легко согласилась Рита.

- Кто мы?

- Ты знаешь, кто.

- Ну, с дедушкой понятно. А твой отец?

- У меня нет отца. - Рита смотрела на меня, обволакивая взглядом, как рыбачьей сетью.

И обволакивала, и втягивала в свои глаза, как в омуты, на самое дно, к водяному.

- А как же Юра? Юрий Силуминов…

Я скользнул взглядом по стенам, где по старинной русской традиции должны были висеть семейные фотографии. Над телевизором в ряд висели три снимка в современных фоторамках. На одном - Рита, на другом - ее дед, а на третьем - они вместе, плечом к плечу; на лицах напряженные улыбки, как будто их принуждали к веселью. Фотографии свежие, высокого разрешения, чувствовалась матрица цифровой камеры. Да и Рита на снимке не выглядела моложе, чем сейчас. Возможно, дед и внучка заставили себя сняться для истории - перед тем как убить первую жертву. Других фотографий на стенах я не обнаружил, возможно, Матвей Олегович держал снимок сына в своей комнате.

- У Юрия Матвеевича своя семья. И два сына. Дочь ему не нужна.

- Ты отца когда-нибудь видела?

- И отец ему не нужен, - ничуть в том не сомневаясь, сказала Рита. - Поэтому здесь, у нас, он не бывает.

- А живет где?

- Я не хочу его знать, - качнула головой Рита, она просила избавить ее от вопросов.

- Он тебя чем-то обидел?

- Здесь душно, - открывая форточку, сказала она. - Тебе нужно проветриться.

Мне действительно не хватало свежего воздуха, и я с удовольствием вышел на помост, местами окаймленный перилами из толстых ошкуренных веток. Но здесь дышалось так же тяжело, как и в доме, пахло тиной, ряской, болотной гнилью, а над ухом противно звенели комары. Душно, ни ветерка, сосны вокруг озера устало замерли, не желая больше кивать лохматыми макушками.

Ветерок я почувствовал на берегу озера. Для этого мне пришлось сойти с помоста. Там же, на берегу, под толстой сосной я заметил нагромождение из камней, похожее на могильный холм. Памятника не было, но сами камни могли служить надгробными плитами. Место безлюдное, чужие здесь не ходят, а свои должны знать, кто лежит в этой земле. Неужели похищенное с кладбища тело Елены Тихомировой?

А тело похитили - наверняка Матвей Олегович постарался. Мистификация с ожившей покойницей как нельзя лучше вписывалась в его грандиозный план возмездия. Жаль, особого резонанса не вышло: газеты не писали, радио молчало, зато план по валу практически выполнен. Да и Рита являлась приговоренным «валетам», вызывая в них чувство вины.

Я в оцепенении стоял перед каменным холмом, чувствуя себя одиноким посетителем ночного кладбища. Кто-то коснулся моего плеча, я вздрогнул, как будто под ногами разверзлась земля, а костлявые руки потянули меня на дно старой могилы. На голове шевельнулись волосы.

- Ты не умер? - спросила Рита.

Я глянул на нее с мольбой и отчаянием. Ну почему она постоянно подкрадывается ко мне? Сколько можно ее просить?

- А что, уже пора?

Рита могла ударить в спину ножом, топором - чем угодно и прямо сейчас. Я поворачивался к ней медленно, с чувством обреченности, которое создавала гнетущая энергетика этого места. Чему бывать, того не миновать…

Рита улыбалась мягко, с оттенком снисходительности во взгляде, но смотрела на меня проницательно. Ни ножа у нее, ни топора, ни пистолета, я должен был видеть это, поэтому она держала руки на виду, потешаясь над моей растерянностью.

- Дедушка скоро будет, - сказала она. - Ты с ним поговоришь, я за тебя заступлюсь, и мы будем жить здесь долго и счастливо.

- Здесь?

Озеро вроде живописное, с виду даже романтичное; этот сказочный лес; дом над водой… Но как же здесь мрачно, душно, как будто на грудь кто-то давит. Здесь нельзя жить долго - можно сойти с ума. Дедушка уже сошел, внучка не в себе, да и я, честно говоря, скоро свихнусь.

- Выйду за тебя замуж, мы же с тобой примерно одного возраста, - проговорила Рита с завораживающим шелестом в голосе. - Думаешь?

Я растерянно глянул на груду камней, вроде бы нет провала в них, земля вокруг не разрыта. Лежит себе под ними покойница, никого не трогает, в том числе и меня. Шутит Рита.

- Это моя могила, - совершенно серьезно сказала она.

- Хватит! - взбунтовался я.

- Не веришь?

Она смотрела на меня с обидой и разочарованием, мне даже захотелось поверить ей.

- Каждый день я разбираю ее.

Рита наклонилась, ловко взяла в каждую руку по камню, повернулась ко мне спиной и быстро, пружинистым шагом пошла по тропинке, которая уводила в лес, петляя между деревьями. Рита не звала меня с собой, я сам, по своей воле пошел за ней.

Шагов через сто тропинка закончилась, Рита наклонилась, положила камни на землю. Трава под соснами росла плохо, а там, куда легли камни, и вовсе прогалина - размером с могильный холм. Рита ушла, быстро вернулась, принесла еще два камня, на этом остановилась.

- И так - каждый день, - сказала она. - Камень за камнем, с места на место.

- Зачем?

- Тренировка силы и терпения. - Рита подняла руку и напрягла маленькие, но все же бицепсы, предлагая проверить их на ощупь.

Я отказываться не стал, ощупал пальцами ее плечо. Мышцы жесткие, как железо, а кожа нежная и гладкая, как шелк. И плечики узкие, хотя и сильные.

Не щадил дед свою внучку - тренировал, заставляя переносить камни с места на место. Много камней, целый холм. И это, возможно, лишь часть общего «курса молодого бойца». Матвей Олегович готовил Риту к убийствам, и я мог только предполагать, насколько успешным было это обучение.

- А под камнями что? - спросил я.

- Ничего. Но когда-нибудь я умру, перетаскивая их с места на место. От старости, - улыбнулась Рита.

- Твоего дедушки уже не будет.

- Ты будешь меня заставлять, - не моргнув глазом, сказала она.

- А тебя нужно заставлять?

- Учить не надо, я уже все умею. Просто поддерживать форму. А мне так не хочется… - Она смотрела на меня глазами капризной, но в то же время послушной девочки, которой не хочется идти в школу.

- Чего тебе не хочется?

Я пристально посмотрел на Риту. Если ей не хочется убивать, пусть скажет. Не нужно покаяния, мне просто нужно знать правду. Если Рита своими руками топила насильников, я ее пойму и не стану осуждать. Если, конечно, на этом все и закончится… А если она и дальше будет убивать? Неужели я отрекусь от нее?