– Командир убит… в голову. – Голос Бурцева перекрывали частые выстрелы.

– Обстановка? – повторил свой вопрос Немирович, как бы и не обратив внимания на факт гибели командира группы.

– Держимся.

– Хорошо. – Капитан на боку перебрался к соседнему камню, осторожно высунулся, увидев ползущего американца, вскинул оружие и три раза подряд выстрелил. Одна из пуль попала рейнджеру в плечо, он выронил оружие, вскочил и побежал, но кто-то из спецназовцев, Немирович не видел, кто именно, поставил «точку» – американец упал, пару раз кувыркнулся через голову и застыл в неподвижности. Впрочем, этого капитан уже не увидел едва сделав третий выстрел, он юркнул за каменную стену и пополз дальше. А в то место, где он только что находился, прилетел гранатометный выстрел. Взрыв ударил по ушам. Противно свистнуло. По камням непрестанно барабанили пули. Немирович прополз еще пару метров, приподнялся, на этот раз быстро, резко, с уже вскинутым к плечу прикладом, увидел изготавливающегося к стрельбе гранатометчика и, почти не целясь, выстрелил. Тут же упал за камень, вскочил и, пригнувшись, сменил позицию. Ему показалось, что он различил выстрел снайперской винтовки Седых. Но уверен не был. Вновь пополз, выбрав местечко, куда падала тень от нависавшей над головой скалы, медленно высунулся. Надеясь, что остается незамеченным, капитан оглядел поле боя. Непрестанно стреляя, американцы короткими перебежками поднимались вверх.

Григорий не спешил. Уже пару раз ему на мушку попадались одиночные солдаты, но он не стрелял. Вбитая в голову фраза, звучавшая как «наиболее важные цели», заставляла его удерживать указательный палец в неподвижности. Он уже выявил две огневые точки, относившиеся к не менее серьезной категории – «опасные цели», а точнее, снайпера и пулеметчика, но пока лишь помечал их для себя, оставляя на потом, выстраивая в очереди: первая – важная (командир), вторая – опасная (пулеметчик), третья – опасная (снайпер). Выявить командира Григорий сумел довольно быстро, его выдали характерные указующие жесты и, словно привязанный, бегавший вслед за ним рейнджер. Радист, безошибочно определил Седых, прильнул к окуляру и, когда командир американцев, в очередной раз начав раздавать указания, неосторожно высунулся из-за укрытия, нажал на спуск. Винтовочная пуля угодила в переносицу, пронзила мозг, затылок лопнул крошевом костяных осколков, и первый сержант Джим Робертс опрокинулся на спину. Седых тут же перевел ствол и произвел еще один выстрел – пулемет, обозначенный как цель номер два, смолк. А в следующую секунду Григорий осознал, что ошибся с приоритетом целей – американский снайпер оказался не менее точен: его пуля раздробила Григорию левую ключицу, разорвала подключичную артерию и, вырвав кусок кожи с повисшими на ней кусочками мышц, вышла со стороны спины. Седых зашипел от боли, почувствовал, сколь быстро напитывается кровью рубаха, и понял, что у него осталось совсем мало времени. Сцепив зубы, Григорий чуть сместился, и закрепленный на сошках ствол своим черным оком уставился в залегшего под тенью двух валунов противника. Григорий спешил, опасаясь еще одного, «контрольного» выстрела американца, и напрасно – тот с излишней самоуверенностью выискивал себе новую мишень. Меж тем Седых прицелился и, почувствовав, как в глазах начало мутнеть, потянул спусковой крючок. Ощутимо ударило прикладом. Григорий, застонав от боли, не пожалев пули, выстрелил по вражескому снайперу еще раз. Поняв, что и первого выстрела оказалось достаточно, повернул ствол в поисках наступающих. Заметил торчавшую из-за скалы ногу, прицелился, произвел выстрел и потерял сознание.

Прапорщик Банников взбирался на очередной крутояр, мышцы дрожали от напряжения и усталости, хриплое дыхание все больше походило на стоны. Второй за день забег вымотал все силы. А еще этот иссушающий зной. Неимоверно хотелось пить, но вода кончилась. Пот заливал глаза, в которых от все сильнее и сильнее наваливающейся усталости стали расплываться круги.

– Нет, так дело не пойдет, – просипел Вадим, останавливаясь и приваливаясь плечом к серой поверхности скалы. Постояв несколько секунд, он вновь пошел дальше, но уже гораздо медленнее. А впереди продолжалась ожесточенная перестрелка. Душа Вадима Петровича всеми своими фибрами стремилась как можно быстрее вступить в бой, но разум говорил, требовал совершенно обратного. Нет, не сбежать, не отсидеться, спрятавшись за камнями, забившись в укромный уголок, такой мысли у него не появлялось ни на миг. Разум говорил ему другое, он твердил, что не следует кидаться в круговерть смерти сломя голову – пользы от этого немного, что всегда, прежде чем сделать первый выстрел, следует осмотреться, трезво оценить ситуацию и только потом ударить. Но ударить так, чтобы нанести максимально возможный вред, ударить так, чтобы у противника не осталось средств к сопротивлению или хотя бы максимально его обескровить. Так Банников учил своих бойцов. Но как же сложно оказалось поступать так самому… Остановиться, наблюдать, выжидать… А рядом идет бой, его мальчишки истекают кровью… Ждать, когда, казалось бы, дорога каждая секунда, каждая секунда важна, когда от каждой секунды зависит чья-то жизнь, и ты точно знаешь, что этой смерти можно было бы избежать, открой ты огонь сейчас, а не секундой позже. До места боя осталось совсем немного, уже рядом начали повизгивать рикошетные пули. Вадим пошел еще медленнее, стараясь избегать открытых пространств, перебираясь от валуна к валуну, все время прислушиваясь и внимательно наблюдая. По звукам выстрелов он уже давно понял, что бой идет сразу в двух направлениях, и не строил иллюзий относительно того почему. Ему было понятно, что американцы нагнали группу, связали боем и теперь пытаются охватить ее кольцом. И судя по растянутости фронта, количеству огневых точек, это был лишь вопрос времени. Разве что могло случиться какое-то чудо.

Судя по всему, Вадиму в этот день улыбалась неулыбчивая Фортуна – распластавшиеся среди камней фигурки в пятнисто-песчаной форме он увидел, еще находясь от них метрах в пятистах. Увидел и начал складывать. Впрочем, вскоре он осознал, что подобраться к противнику будет гораздо легче, чем он рассчитывал в самом начале, и все потому, что американцы, видимо, были так сильно уверены в своем огневом превосходстве, что не озаботились прикрыть тылы. Увы, подобравшись поближе, Банников понял, что прятаться все же придется, но уже от шальных пуль прилетавших со стороны спецназовцев. Местами даже пришлось ползти.

Место для наблюдения и исходного рубежа атаки Вадим выбрал себе метрах в девяносто – сто от тыловых позиций противника.

– Ну-с, братец, – подбодрил он сам себя, – понаблюдаем? – и тут же ответил: – понаблюдаем.

Петрович улегся среди валунов, смахнул со лба пот и заскользил взглядом по позициям противника. Ближе всего к месту, где лежал Банников, американцы организовали нечто подобное лазарету. Находился он в укрытии, образуемом нагромождением больших камней. Судя по темным, кровавым следам, оставленным на поверхности скальника, убитых и раненых там скопилось предостаточно. Прямо на глазах у Банникова двое санитаров приволокли еще одного. По его виду, по тому, как безвольно мотались руки и голова, а еще по тому, как небрежно тащившие свалили своего товарища за камни, Вадим понял – доставлен еще один труп. А санитары, явно не спеша возвращаться, переглянулись и, похоже, поняв друг друга без всяких слов, шмыгнули под небольшую каменную нишу.