Пробежав еще несколько шагов, я остановилась, чтобы удалить языком из своей лапы впившуюся в нее оболочку улитки. Макс тоже остановился. Да, этот сильный и одновременно очень слабый пес не хотел оставлять меня за воротами возле тех строений, в которых уничтожали собак, и он не оставит меня и сейчас. Осознание этого тут же наполнило меня ощущением счастья. И то, что я смогла почувствовать даже счастье в такой ужасной ситуации, еще больше укрепило мою веру в невозможное.

– Она за нами не гонится, – сказал Макс, тяжело дыша, и откусил у основания одного необычайно высокого дерева кусочек мха.

Мы с самого утра ничего еще не ели и не пили. Однако мох был явно несъедобным, и Макс тут же его выплюнул.

Лес с его запахами деревьев, сухой земли, листвы и гниющих веток завораживал меня. Кроны деревьев ерошил первый осенний ветер, который был таким легким, что ему не удавалось поднять с земли ни одного валяющегося на ней листочка. В этом море запахов нигде не чувствовался запах цветов, исходивший от Йедды. Однако данное обстоятельство меня отнюдь не успокаивало.

– Она с нами играет, – сказала я Максу. – Как это делал в твоем сне с Фрейей и Бальдром человек в маске ворона.

– Ты думаешь, что она, возможно, и есть этот человек из моих снов?

Слова Макса прозвучали скорее как утверждение, нежели как вопрос. Я могла бы рассказать ему, что я более чем уверена в том, что эта женщина является не только человеком в маске ворона, человеком с кнутом и всеми прочими мучителями из его снов, но и Йеддой из моего сна. Однако нам не следовало терять время. Единственное, что сейчас было важно, – это как-то умудриться спастись.

– Нам необходимо от нее избавиться, – сказала я и побежала дальше, прежде чем Макс успел бы спросить, каким способом, о прародительница собак, мы можем это сделать, и прежде чем мне пришлось бы признаться, что ответа на этот вопрос у меня нет.

– Эта женщина может создавать огонь, – сказал, тяжело дыша, Макс, когда мы уже бежали вверх по пологому лесному склону. – Мои люди тоже могут создавать огонь, но эта женщина… она… любит огонь… и ненавидит его… Однако любит она его больше, чем ненавидит…

– Пламя, которое появляется из того металлического предмета, уж слишком мало для того, чтобы нас можно было им сжечь, – ответила я, чтобы забрать страх у Макса, а также и у себя самой. – Таким маленьким пламенем она, наверное, может опалить тебе усы, но вот убить им нас у нее явно не получится.

– А что, если она при помощи этого металлического предмета разведет огонь побольше?

– При его помощи она может разве что прикурить сигарету, – успокоила его я.

Мой голос при этом был хоть и не твердым, но все же уверенным. Макс больше ничего не говорил, но, пробежав вместе со мной через лес вверх по склону расстояние еще в пару сотен собачьих туловищ, он вдруг резко остановился и принюхался.

– Ты тоже чувствуешь этот запах? – спросил он.

– Вода, – обрадовалась я, и мы побежали на запах.

Чем ближе мы к нему подбегали, тем громче становился доносившийся до нас с той стороны шум.

Когда мы наконец подбежали к источнику этого запаха, я удивленно остановилась. Мы оказались возле ручья, который устремлялся вниз с огромной груды камней, лежащих на крутом склоне заросшего деревьями холма. Вода ручья собиралась неподалеку от наших лап в озерце, которое было побольше, чем тот водоем в парке.

– Водопад, – констатировал Макс. – У нас в горах есть водопады и покрупнее.

– Эта вода соленая? – спросила я.

– Нет, – ответил он и радостно повилял хвостом. – Это же чувствуется и по запаху.

Прежде чем я успела сказать в свое оправдание, что каждый новый водоем, каждая новая местность и каждое новое существо до сих пор преподносили мне какие-то сюрпризы, мой спутник наклонился к водоему и начал лакать воду. Я последовала его примеру, и вода так меня освежила, что мне пришла в голову новая мысль:

– Я знаю, каким образом мы можем от нее удрать!

– И каким же? – спросил Макс.

С его усов капала вода.

– У людей не такой хороший нюх, как у нас. Иначе они не стали бы создавать такую вонь своими автомобилями.

– Это верно.

– Поэтому она может выслеживать нас только по тем явным следам, которые мы после себя оставляем.

– Как это делал человек в маске ворона в моем сне о Фрейе и Бальдре.

– Да, но здесь нет снега. Поэтому она будет вынуждена ориентироваться по тем веткам, листьям и мелким существам, на которых мы наступали.

– Она наверняка именно так и делает.

– Но если мы переплывем это озерце, наши следы потеряются, и найти их снова ей будет очень нелегко.

Макс молчал так долго, что я даже стала опасаться: вдруг я что-то упустила, и он мне сейчас разъяснит, что люди могут находить следы даже под водой? Наконец он сказал голосом, исполненным уважения:

– Ты умнее меня.

Невероятно – самец заявляет, что я умнее его!

На нашей мусорной свалке такого никто бы не сделал. Мыслитель не сказал бы такого, потому что он вообще-то умнее меня, но не сказали бы этого также и Гром с Первенцем. Мне и самой никогда не пришла бы в голову мысль, что я могу что-то сделать лучше своих братьев. Возможно, во мне было заложено гораздо больше, чем я раньше могла себе представить. И если я была такой же сообразительной, как Мыслитель, то разве не могла я быть такой же быстрой, как Гром, такой же сильной, как Первенец, и, пожалуй, даже такой грациозной, как Песня?

Макс зашел в озерце, и я последовала за ним. Когда мы уже перестали доставать лапами до дна, мы поплыли. Там, где солнечные лучи падали на воду, она удивительно красиво поблескивала. Ветерок ласково обдувал мою влажную мордочку, охлаждая ее. Деревья на другой стороне озерца казались мне еще более великолепными, чем те, которые мы оставили позади. А не может ли лес на противоположном берегу стать для нас новой родиной?

Выбравшись на берег, мы хорошенько отряхнулись. Затем я посмотрела на небо и увидела, что солнце уже начало садиться.

– Если мы останемся здесь, – сказала я, – она сможет увидеть нас с того берега. Давай будем идти дальше, пока не стемнеет.

Мы шли дальше, пока на небе не засияли звезды и луна, и пока у меня не появилась уверенность, что Йедда уже не сможет нас выследить. Мы улеглись вплотную друг к другу на сухую землю и стали прислушиваться к ночным звукам.

Ветер тихонечко ворошил листву деревьев, и от некоторых из них доносились звуки, производимые какими-то существами. Это наверняка были птицы – кто же еще может сидеть на ветках так высоко? – однако птицы эти, по-видимому, были большими и тяжелыми. Птица поменьше никогда не смогла бы издавать такие низкие звуки – она бы щебетала, чирикала или пела. Так делала – но никогда уже больше не будет – Синее Перышко. Сейчас, когда у нас впервые за долгое время появилась возможность отдохнуть, я затосковала по своей подруге так сильно, что у меня едва не разрывалось на части сердце.