— И почему Дольф ей не поверил?

— Он сказал, что хочет получить подтверждение.

Я мотнула головой, и она снова закружилась. Только этого нехватало.

— Он ей не верит?

Зебровски пожал плечами:

— Дольф просто осторожен.

— Не гвозди, Зебровски! Он ей не верит, потому что онаколдунья. Она, видит Бог, христианская колдунья, из Последователей Пути. Ничегоболее респектабельного в смысле оккультной экспертизы тебе не найти.

— Ладно, на меня-то не налетай! Не я же тебя вытащил изкойки перепроверить ее работу.

— А ее бы он вытащил сюда, чтобы проверить мою работу,окажись я здесь раньше?

— Про это тебе надо спросить у Дольфа.

— Может, я так и сделаю.

Зебровски слегка побледнел:

— Анита, пожалуйста, не напускайся на Дольфа. Он вочень, очень плохом настроении.

— С чего это?

Он снова пожал плечами:

— Дольф мне не исповедуется.

— Это только сегодня или вообще последние дни?

— Последние дни с этим стало напряженнее, но дваубийства в одну ночь ему вроде как дали причину собачиться, и он ее используетна все сто процентов.

— Лучше не придумаешь, — буркнула я.

Злость помогла мне дотопать до окон, занимавших почти всюближнюю стену. Оттуда открывался потрясающий вид. Холмы, деревья и ничегобольше — будто дом стоит в далекой нетронутой глуши.

— Отличный вид?

Это подошел Зебровски.

— Те, кто это сделал, провели разведку. — Япоказала в окно. — Надо было узнать наверняка, что никто из соседей несможет увидеть их работу. Пристрелить человека — это еще можно рискнуть, ноприбить его к стене да еще изобразить все эти символы — нет, тут нужна былауверенность, что никто не увидит.

— Для маньяка слишком хорошая организация.

— Нет, если кто-то хочет навести тебя на мысль, что этоманьяк.

— То есть?

— Не вешай мне лапшу, что вы с Дольфом об этом неподумали.

— О чем?

— Что это кто-то из родных и близких покойного, кто-то,кто все это унаследует. — Я оглядела гостиную, которая была размером свесь нижний этаж моего дома. — Мне слишком паршиво было, чтобы заметитьэто сразу, но если остальной дом не хуже, то здесь должны водиться деньги,которые стоят трудов.

— Ты ведь еще не видела бассейна?

— Бассейна?

— В доме. С джакузи, куда дюжина народу поместится.

Я вздохнула:

— Я ж тебе говорю — деньги. Проследите их, найдите, ктоих наследует. Ритуал — это для отвода глаз, дымовая завеса, которой убийцыхотят сбить вас со следа.

Он стоял, любуясь видом, сложив руки за спиной, вроде какпокачиваясь на каблуках.

— Ты права. Именно это подумал Дольф, когда Рейнольдссказала, что магией здесь не пахнет.

— А на второе место преступления меня тоже зовут простопроверить ее работу? Если да, то я поехала домой. Мне не всегда нравитсядетектив Тамми, но свое дело она знает отлично.

— Она тебе только тогда не нравится, когда встречаетсяс Ларри Киркландом, твоим стажером-аниматором.

— Да, мне не нравится, что они встречаются. Это длянего первое по-настоящему серьезное чувство, так что извини, что я о нембеспокоюсь.

— Странно. А я вот о Рейнольдс не беспокоюсь совсем.

— Это потому что ты извращенец, Зебровски.

— Нет. Потому что я вижу, как они друг на другасмотрят. Они влюблены по уши, Анита. По уши.

— Может быть, — вздохнула я.

— Если ты не видишь этого, значит, не хочешь видеть.

— Может, я слишком занята, чтобы это заметить. Раз вжизни Зебровски промолчал.

— Ты не ответил на мой вопрос. На втором местепреступления мне тоже надо будет проверять ее работу?

Он перестал покачиваться. Лицо его стало серьезным.

— Не знаю. До некоторой степени, быть может.

— Тогда я еду домой.

Он тронул меня за руку:

— Поезжай посмотри, Анита. Не давай Дольфу поводабеситься еще сильнее.

— Это не мои проблемы, Зебровски. Дольф сам себеосложняет жизнь.

— Знаю. Но пара сотрудников, которые были и здесь, итам, говорят, что там дело плохо. Скорее по твоей части, чем по ее.

— В каком смысле — по моей части?

— Зверство. По-настоящему зверское убийство. Дольф неинтересуется, магия там или нет. Ему хочется знать, не работа ли этокакого-нибудь монстра.

— Зебровски, Дольф помешан на том, чтобы не сообщатьсотруднику никаких подробностей, пока тот своими глазами не увидит. Он будеткипятком писать на тебя, что ты мне сказал.

— Я боялся, что ты не поедешь, если... если я тебямалость не стимулирую.

— А какая мне разница, раз мы с Дольфом оказались наножах?

— Наше дело — раскрывать преступления, Анита, а невоевать друг с другом. Я не знаю, что грызет Дольфа, но один из вас долженповести себя как взрослый. — Он улыбнулся. — Ага, я понимаю, чтовзрослому труднее, но никуда не денешься.

Я покачала головой и хлопнула его по руке:

— Ну и зануда же ты, Зебровски!

— Приятно, когда тебя ценят, — ответил он.

Злость у меня проходила, а с ней и прилив энергии. Яприслонилась головой к его плечу.

— Выведи меня на улицу, пока мне снова плохо не стало.Поеду на второе место преступления.

Он обнял меня рукой за плечи и чуть прижал.

— Узнаю моего маленького федерального маршала!

— Будешь прикалываться — могу и не поехать.

— Извини, не сдержался. Уж такая я зараза. Я вздохнула:

— Ага, именно такая. Ладно, продолжай издеваться, покадоведешь меня до Джейсона.

Он повел меня к двери, продолжая обнимать за плечи.

— Как ты докатилась до того, что водителем у тебяоказался стриптизер-вервольф?

— Ну что я могу сказать? Просто повезло.

Второе место преступления оказалось в Честерфилде — тожепрестижное было место, пока большие деньги не перебрались в Вилвуд и ещедальше. Район, по которому вел машину Джейсон, резко отличался по застройке оттех больших отдельных домов, которые мы только что видели. Район среднегокласса, средних американцев, хребта нации. Таких районов тысячи и тысячи.Только в этом не все дома были одинаковы. Они стояли так близко и были такпохожи, будто их спроектировал ульевый разум, но были двухэтажные иодноэтажные, кирпичные и не кирпичные. И только гараж был у них у всеходинаковый, будто в этом архитектор не пошел ни на какой компромисс.