— Ты действительно серьезно ранен? — спросила яуже без шуток. Я не хотела наносить ему рану.

— Не навсегда. Но заживать будет почти с человеческоймедленностью.

— Прости, Джейсон. — И у меня хватило памятидобавить: — И спасибо, что обо мне позаботился.

Он перестал улыбаться, и выражение, близкое к серьезному,мелькнуло в его глазах, но тут же его смыло очередной улыбкой:

— Не стоит благодарности, мэм. — Он приподнялпальцем воображаемую шляпу и стал закрывать дверь. — Я бы зажег свет, покадверь не закрылась. Без окон здесь чертовски темно.

Я потянулась и включила лампу рядом с будильником. Светпоказался неестественно ярким.

— Твой сотовый на полу с моей стороны кровати. Я егоубрал, когда у тебя был припадок.

— У меня не было припадка.

— Прошу прощения. Когда у тебя был бурный, свирепый,ошеломительный оргазм. Так лучше?

— Иди мойся, — буркнула я, и он расхохотался изакрыл дверь.

Я осталась наедине с маленькой лампочкой, большой кроватью ибез видимой одежды. И обдумывала, не найти ли сначала что-то, во что одеться, апотом звонить, когда телефон зазвонил сам. Я слезла с кровати, отбросивпростыни, чтобы в них не запутаться. Наполовину съехала, наполовину хлопнуласьна пол и нашла телефон — я на него села.

Звонил Дольф в полном отсутствии восторга. Пока он меняждал, пришел другой вызов на место другого преступления. Дольф злился на штучкиДжейсона по телефону, на оба преступления, а особенно, похоже, — на менялично.

Первое место преступления находилось в Вилвуде — новомбастионе денег и общественного положения. Когда-то престижными адресами былиЛедью, Клейтон, Крив-Кур, но все это в прошлом. Нет, по-настоящему престижноеместо сейчас только Вилвуд. А то, что он торчит посередине чертовых куличек, несмущает нуворишей и тех, кто старается им подражать. Лично у меня единственнаяпричина, по которой я живу на отшибе и по куда менее фешенебельному адресу,проста — я не хочу, чтобы мои соседи попадали под выстрелы.

К тому времени, когда Джейсон проехал по всем извилистымдорогам, ведущим к месту убийства, мы выяснили несколько моментов. Во-первых, уменя появилась светобоязнь, так что меня спасали только темные очки. Во-вторых,моему желудку петляющие дороги не нравились. Нам не пришлось останавливаться,чтобы я проблевалась, и это было хорошо, поскольку, если не съезжать начью-нибудь подъездную дорожку, деваться с дороги было некуда. Вокруг неетянулись леса, холмы, укрощенная природа, где уже не бродили настоящие волки идаже бурые медведи нашли себе укрытия подальше.

Деревья сверкали осенним лоскутным одеялом. Вообще-то ялюблю ездить в октябре по лесным дорогам. Сегодня все прелестные цвета означалитолько мелькание «техниколора» в глазах, отчего тошнота становилась сильнее.

— Как ты это выдерживаешь? — спросила я.

— Если бы ты проспала целый день, как нормальныйслуга-человек или pomme de sang, тебе бы не было плохо.

— Извини, что у меня работа дневная.

— И если бы Ашер взял лишь столько, сколько нужно дляпитания, тебе могло стать плохо совсем чуть-чуть, — он прошелповорот, — но, я думаю, куда хуже то, что Ашер сделал с тобой в параллельвзятию крови. — Он помолчал. — Честно говоря, недомогания вообще недолжно было быть.

Мы перевалили подъем, и дальше тянулись на мили пологие холмы,укрытые алым, золотым, бордовым и коричневым — как древние карты забытых мест.

— Зато меня хотя бы не тошнит уже, когда я гляжу на этуцветную прелесть.

— Это хорошо, но все же послушай меня, Анита. Когда тыпоспишь и чуть отлежишься, все должно быть отлично.

Он осторожно вошел в следующий поворот, куда медленнее, чемв первый.

— Так что же не так? — спросила я.

Он пожал плечами и еще сбросил скорость, разглядывая адресна почтовых ящиках.

— Дольф сказал, что место преступления — на главнойдороге. Ты его не пропустишь, Джейсон.

— Почему ты так уверена?

— Вот увидишь.

Он блеснул улыбкой. Его глаза тоже были скрыты зеркальнымиочками.

— Я тебе верю.

— Так что же было не так? — спросила я снова.

— Что они делали, когда наступил рассвет? —спросил он, снова набирая скорость и входя в поворот чуть быстрее, чем мнехотелось бы.

— Ardeur. Ашер кормился, и... — я на секундузамялась, — был в процессе секса.

— С двумя сразу, — сказал он с деланнойсерьезностью. — Ты меня разочаровываешь, Анита.

— Чем?

— Тем, что меня не позвали.

— Скажи спасибо, что ты сейчас за рулем.

Он осклабился, но на этот раз не отвернулся от дороги.

— А почему, ты думаешь, я такое говорю, когда я зарулем? — Он притормозил. — Теперь понятно, почему я не пропустил бы.

Я тоже посмотрела на дорогу. Полицейские машины, с мигалкамии без. Две «скорых» у края дороги, практически перекрывающие движение. Если бынам надо было дальше, пришлось бы искать объезд. Но, к счастью, нам было сюда.

Джейсон съехал на обочину, приминая траву в тщетной попыткеоставить место кому-нибудь, кто ехал бы за нами.

Он не успел еще заглушить мотор, как к нам направилсяполицейский в мундире. Я вытащила из кармана нагрудную табличку. Я, АнитаБлейк, истребитель вампиров, теоретически являюсь федеральным маршалом. Все охотникиза вампирами, имеющие на данный момент лицензию какого-либо штата, получилиповышение до федерального статуса, если могли выдержать тест на стрельбище. Явыдержала, и теперь я — федеральный сотрудник. В Вашингтоне продолжались споры,можно ли нам что-то прибавить к тем крохам, что нам платит штат заликвидацию, — чего совершенно недостаточно, чтобы сделать эту работуосновной. Но ведь, к счастью, не так много вампиров срывается с цепи в каждомштате, чтобы нужен был постоянный ликвидатор.

Я не получаю дополнительных денег, так зачем же мнетабличка? Да затем, что с ней я могу гоняться за вампиром или другимпротивоестественным преступником через границы штатов, где в каждом свояюрисдикция, и не спрашивать ничьего разрешения. И не попадать под обвинение вубийстве при ликвидации вампира не с той стороны границы штата, где у меня естьлицензия.

Но для меня более чем для других охотников за вампирами былавыгода от лично моей таблички. Мне не надо было рассчитывать на дружбу сполицейскими, чтобы попадать на место преступления.

Постового, который собирался вот-вот постучать в окно нашегоджипа, я не знала, но это и не важно. Он меня не может не допустить: я —федеральный маршал и имею право совать свой нос в любое преступление спротивоестественной подоплекой. Настоящий федеральный маршал может вмешаться влюбое расследование, и моя табличка — теоретически — не указывала, что я должнаограничиться противоестественными событиями, но я свои ограничения знаю сама. Язнаю монстров и относящиеся к ним преступления. Я не настоящий коп. В чем яразбираюсь, в том разбираюсь, а в чем ни уха ни рыла — в том ни уха ни рыла.Снимите меня с монстров, и не знаю, будет ли от меня какой-то толк.