— Возможно, позже я ему позвоню, — отмахнулась Алиса и заметила примирительно. — Во всяком случае, мне не восемнадцать, и я в состоянии разобраться сама. Правда, папа?

— Да-а, — рыкнул он и посмотрел раздраженно. И в этот момент Алиса отчетливо поняла, почему отца с юности зовут Медведем. Проглотит и не поперхнется. — Он наверняка хороший человек. С дурнем ты бы не спуталась, — приступил к допросу Меркулов.

— Да, конечно, — быстро согласилась Алиса. Одернула трикотажное платье на животе и задумчиво глянула в окно, за которым косыми каплями барабанил ливень.

«Пит — самый лучший и любимый. Вот только я ему не нужна. Такие не женятся. Вечный мальчик Петруша. Вся жизнь — игра», — подавила она тяжелый вздох.

— А если нормальный, — рыкнул папаша, накладывая на хлеб несколько ломтей буженины, и, поморщившись, обратился к жене. — Вечно, Аня, нарежешь тонко. Даже на язык положить нечего…

— Возьми целый кусок и съешь, — отмахнулась жена отца, лишь на миг выныривая из собственных мыслей и снова погружаясь обратно.

— Если мужик хороший, почему не поженитесь? — строго спросил отец. Прожевал. Задумался и добавил подозрительно. — Или он женат?

— Нет, — улыбнулась Алиса. — Он не женат и никогда не был.

— Что тогда? Если мало зарабатывает, скажи. Я его пристрою.

— У нас классовые противоречия, — фыркнула она, вставая. Быстро переменила тему, рассудив, что разговоров о блудном папаше достаточно. — Сегодня у Никиты короткий день. Занятия до двенадцати.

— Сейчас поем и съезжу за ним, — кивнул Меркулов. — На улицу не ходи, Лиска. Скользко.

— Спасибо, папочка, — кивнула Алиса и, клюнув отца в щеку, пошла к себе.

«Вот в этом весь Жора-Медведь. Громкий, заполошный. Рассердится, отругает. А потом, ворча и бурча, подставит плечо».

Честно говоря, Алиса и сама не понимала, как объявить отцу и Ане кто отец ребенка. Закричать дурниной «Сюрприз-сюрприз!» и дунуть в дудку? А потом воскликнуть торжественно «Поздравляю, у вас будет общий внук!». Родственники, конечно, обрадуются. А потом папа сделает из Пита люля-кебаб или обычную котлету. А потом, понукая доводами «ребенку нужен отец», за шиворот притянет в ЗАГС и заставит расписаться. А от этого хотелось меньше всего. Каждый должен принимать судьбоносные решения самостоятельно, а не под дулом папиного пистолета.

Алиса снова всмотрелась в залитое дождем окно. Зацепившись взглядом за качающиеся верхушки вековых сосен, задумалась на минуту.

Конечно, сказать придется. Вот только потом информация обязательно дойдет до Пита, и нужно будет встречаться. Проходить тесты, оформлять совместную опеку над ребенком. А еще смотреть в совершенно равнодушное лицо Петра Грандилевского и каждый раз осознавать его полное безразличие. А это больно. Нестерпимо больно.

Поэтому звонить Питу Алиса не стала.

«Как-то пошло, — подумала она. — Как в дурацком сериале… «Милый, ты станешь папочкой!» А если он не твой милый и просто не хочет? Если у него и мысли нет жениться? Если нет любви, не стоит и пытаться. А еще та давняя ужасная история. Пит до сих пор считает моего отца убийцей. А как жить, подозревая ближайшего родственника в смертном грехе? Как спать с мужчиной, зная, как сильно он ненавидит твоего отца?»

Алиса поморщилась, вспоминая все обвинения Пита. Есть ли смысл на таком фундаменте создавать семью? Обиды, подозрения в мошенничестве и убийстве…

Сохраняя видимость спокойствия, хотя так хотелось разреветься, она долго стояла, обняв себя обеими руками. А потом дала слабину. Открыла ноутбук, лежащий на тумбочке, и, выудив из защищенной паролем папки несколько фотографий, всмотрелась в веселое лицо Пита.

«Спасибо вам, новороссийские фанаты, — усмехнулась она, всхлипнув. Не сдержавшись, провела пальцами по экрану. Закусив губу, вгляделась в снимок, обошедший весь интернет. Пит Гранд около своего шкафообразного автомобиля целует какую-то девчонку. Лица девушки не разобрать. Но Алиса вновь почувствовала, как губы Пита сминают ее в требовательном поцелуе. Ощутила язык, ворвавшийся в рот. И в который раз вздрогнула от накатившего безумного желания.

Она знала, что изводит себя бессмысленными воспоминаниями. Пит уехал и вряд ли вернется вновь. При его образе жизни можно не видеться годами и даже забыть друг о друге. А его редкие звонки матери не значат ровным счетом ничего.

«Любовь и семья предполагают взаимность, — в который раз подумала она, — а на одних моих чувствах далеко не уедешь. Женить на себе звезду футбола можно. С папиной помощью, тем более. Вот только зачем портить жизнь себе и Питу? Родится ребенок, тогда скажу. Будет время обсудить отцовство Гранда и прочие формальности. Но только не сейчас, когда чувства еще в полном раздрае. Пусть пройдет время».

Алиса решительно подошла к зеркалу. Аккуратно заколола волосы. Поправила платье и скомандовала самой себе.

— А ну-ка, не распускай нюни!

Она вскользь глянула на стены, отделанные венецианской штукатуркой, выглянула в окно, где ледяной дождь и ветер мгновенно покрывали прозрачным панцирем ветки деревьев. Всмотрелась в серую мглу, укутавшую плотной шалью Финский залив, и еще раз мысленно поблагодарила отца за приглашение пожить в его доме.

Большой коттедж Меркулова больше походил на терем времен Ивана Грозного, зато внутри полностью соответствовал пятизвездочному отелю. Бесшумно шуршала прислуга, натирая паркет и зеркала, сами собой готовились любимые блюда и убирались комнаты. По большому счету Алисе ничего делать не приходилось. Она гуляла по лесу, бездумно валялась на широких садовых качелях и, смотря в бездонное синее небо, беседовала с малышом или с Никитой, решительно отметая прочь любые воспоминания о коротком и восхитительном романе.

Если честно, то это слово мало подходило под описание их отношений с Грандом. Ну, какой роман, если нет чувств и даже уважения? Так… Затяжной перепихон…

— Перестань, — велела себе Алиса и, услышав как Ауди отца выехала со двора, вернулась в кухню-столовую.

— Я начну наряжать елку, — сказала она Анечке. — А потом с Никитосом развесим самые красивые игрушки.

— Конечно, — кивнула жена отца. — А я сбегаю к Ильиничне за молоком и сметаной.

— Папу бы попросила, Ань, — протянула непонимающе Алиса, всмотревшись в бесхитростное лицо Анны Васильевны, в который раз подивилась васильковому цвету глаз и искренней улыбке.

— Ой, — отмахнулась Анечка. — Твой отец сначала пробурчится, а потом сделает. Вот только мне ждать некогда. Праздник на носу.

— Скажи Нине Ивановне, — предложила Алиса, имея в виду экономку и прекрасно зная, как Анечку напрягает прислуга.

— Нет, — мотнула головой мачеха. — Мне для крема сметана нужна. Надо обязательно самой попробовать. Если купить с горчинкой, испорчу торт.

— Я буду в зале, — кивнула Алиса и, войдя в большую и светлую комнату, залюбовалась высокой и пушистой елкой.