Маша опять полезла на стремянку.

Делать нечего. Вздохнув, Ида ловко открыла бутылку, села на диван с бокалом красного.

– Я ведь не выдержала, Ромочке опять позвонила.

– Зачем? Он же женился, жену свою любит, как я поняла…

– А я забыть его не могу. Вчера фотографии в телефоне смотрела, где он со мной еще…

– Сотри. Не трави себе душу, – сосредоточенно пробормотала Маша, балансируя на стремянке.

– Не могу забыть. А он, представляешь, сегодня трубку бросил. И сказал, что мой номер в черный список занесет.

– Ладно, не забывай, дело твое, но не звони Роману, не унижайся. Ой… – Маша покачнулась, вцепилась в стремянку. – Уф, чуть не свалилась.

– Зачем тебе все эти подвиги… Подумаешь, свекровь приедет, – вздохнула Ида, наблюдая за подругой.

– Я год эту люстру не протирала. Может, свекровь – это лишь повод для того, чтобы сподвигнуть себя на генеральную уборку. У меня никаких претензий к Ирине Петровне нет. Она раз в год только и приезжает – золото, а не свекровь.

– Господи, Маша, ты меня не понимаешь, а я тебя! – с раздражением произнесла Ида.

– А что ты про меня не понимаешь? – нахмурилась подруга.

– Нет, я не конкретно про тебя, я о семейной жизни вообще. Я не понимаю, зачем люди взваливают на себя это ярмо, а потом корячатся… Семья – это тяжело, это муторно. Вечные споры с мужем, притирки, недовольство с обеих сторон. Магазин, готовка, стирка. А ребенок? Сколько сил на ребенка уходит… Переживаешь за него, воспитываешь. Очереди в поликлинике, ссоры с безумными мамашами на детской площадке… А чужая родня, которая идет в комплекте к супругу? Как можно хотеть семью, я не понимаю! – с недоумением произнесла Ида.

– А разве я тебе жаловалась когда-то? – усмехнулась Маша.

– Нет, но со стороны же видно, сколько сил у тебя и нервов на семью уходит.

– Тогда ты счастливее меня, Ида. Чего ж ты страдаешь все время, не понимаю!

– Потому что я вообще не вижу смысла в жизни, потеряла его! – в отчаянии закричала Ида. Торопливо налила себе второй бокал.

– Может быть, это потому, что ты живешь только для себя? Нет-нет, есть люди, которые хотят жить только для себя и живут, и они имеют на это право, в конце концов. Но ты, ты же, Ида, хочешь, чтобы и все другие люди жили только для тебя.

– Я?!

– Ты. Я для тебя, Ромочка твой – тоже для тебя, окружающие, бывшее начальство на работе, бывшие коллеги, прохожие – все должны думать только о тебе!

– Ага, а ты хочешь, чтобы и я о всех людях вокруг думала! – возмутилась Ида.

– Да. Хочешь получить чего-то – сама делись. Вот посуди… – Маша слезла со стремянки, села рядом с Идой. – Ты обратила внимание, что мы с тобой все время говорим только о тебе? Делаем только то, что тебе нужно и важно? Мои проблемы тебе неинтересны, и мы их и не обсуждаем никогда…

– Да как же, пожалуйста, говори! Я тебя слушаю.

– Ну тебе же это неинтересно! Ты вот даже сейчас… С таким лицом сидишь, будто одолжение мне делаешь. Я тебе неинтересна совершенно! Да, ты готова ради вежливости выслушать меня, сказать пару фраз, дать пару советов общего свойства, чтобы побыстрее отвязаться, а потом – бац! – и ты опять на себя перескакиваешь.

– Ну а что, если правда у тебя все хорошо – есть муж, ребенок… А я одна и несчастная, – возразила Ида. В ней стало нарастать возмущение, обида. – О чем с тобой говорить, на какие твои темы? Пахомова обсуждать? Кирюшкины сопли?

– Ага, а мне больно интересно твоего Ромочку мусолить… И пить, и пить все время… Я не хочу превращаться в алкоголичку! – закричала Маша. – Ты можешь больше не приносить вино, а? Ну что это за дружба у нас такая, можем только одно делать – напиваться вместе и твои невыносимые страдания в стотысячный раз обсуждать!

– Ты не перегибай… А-а, я поняла! Ты мне завидуешь, вот что.

– Я тебе завидую? – Маша вдруг стала какой-то чересчур спокойной. Откинулась назад, на спинку дивана, сложила руки на груди. И продолжила холодно, рассудительно:

– И в чем же я тебе завидую?

Интуитивно Ида чувствовала, что надо бы ей сейчас промолчать, увести разговор в сторону, но сдержать себя не смогла. И с отчаянием выпалила:

– Моей красоте. Да, да! Ты завидуешь тому, что я выгляжу гораздо эффектнее тебя. И интереснее… Я даже не про внешность сейчас, а… про харизму, что ли. Я свободна, причем свободна и внешне, и внутренне, на мне не висит груз тяжких обязанностей. Да, я не замужем. Да, я только что потерпела фиаско в личной жизни. Но ты, Маша, все равно завидуешь, потому что твое замужество еще ничего не значит. Твой Пахомов – это не твоя победа, это твое поражение. Уж лучше одной, чем с таким…

– С каким таким? – нахмурилась Маша. – Он чудесный! Ты вот как о нем? Ты его каким-то «таким» видишь? И меня видишь тоже страшной, завистливой теткой? Какой кошмар…

– Я не говорила, что ты страшная…

– Ладно-ладно, не продолжай, – устало махнула рукой подруга. – Не хочу. Я, знаешь, уже столько раз отодвигала свою семью на задний план ради тебя, что мне теперь стыдно. Это нехорошо. Они мои близкие – мой муж и мой сын. Они у меня должны быть на первом месте, а не ты. Но с тобой иначе нельзя, ты не готова быть на втором плане… Поэтому я с тобой больше не могу общаться, Ида. Вот и все, на этом все. Уходи, пожалуйста.

– Ты меня из дома выгоняешь? – поразилась Ида.

– Прошу уйти, да.

Иду буквально затрясло. Маша, лучшая подруга, выгоняет ее? Это было и обидно до слез, и страшно. Ида не знала, как она теперь будет одна, без Маши.

Она быстро встала, оделась в коридоре и вышла вон из квартиры. Перед тем мелькнула мысль: надо бы и бутылку забрать с собой, чего она там пропадает, но потом решила, что уходить с бутылкой – это как-то не комильфо.

…На улице было еще светло. Совсем недавно в эти же часы над городом стояли сумерки, горели фонари. А сейчас будто был день. Это значит, скоро – весна. Ну да, февраль короткий, до весны осталось меньше недели. А потом и лето наступит.

Ида обожала теплое время года, сутки становились вместительными, в них могло уложиться много разных событий – веселых и интересных. Можно гулять до рассвета, петь, пить, плясать, радуясь свободе.

Но с кем теперь разделить это веселье? Романа нет, и Маша тоже потеряна. Возможно, навсегда.

Никого рядом, ни-ко-го.

* * *

В дверь постучали.

– Да! – крикнула Алиса. – Войдите!

– Алиса Николаевна… А, ты одна, – в кабинет заглянул Анатолий Карташов. – Алиса, можно?

– Заходи, – сдержанно произнесла она. – Слушаю тебя.

– К чему этот официоз… – поморщился тот. – Мне надо поговорить с тобой.