А что до «вау» – для этого он уже нашел более удачное решение.

Дело было как-то вечером: он вышел из клуба, не найдя там подходящей девушки, которую можно было бы затащить к себе. Там было полно некрасивых девиц, отчаянно жаждавших прикосновения. Они танцевали – и слишком размахивали руками, смотрели на мужчин слишком откровенными взглядами. Никакой элегантности, никакого чистого взора, который можно было бы затуманить любовью, как катарактой. Просто плоть. Он устал смотреть на них и без толку оценивать их в уме. Решил, что в тот вечер он просто раньше уйдет.

Снаружи, всего в нескольких метрах от входа в клуб, стояла шумная компания подростков: в руках – банки с пивом, в жилах – избыток гормонов агрессии и глупости, а на голове у двоих – дурацкие шапки в обтяжку. Стефан смотрел на них и чувствовал к ним крайнее презрение. В их болтовне наступила пауза, несколько секунд – и один из них взглянул на Стефана, принял его позу за выражение отчаяния и крикнул ему:

– Что случилось? Она бросила тебя? Не страшно, братан! Бывает! – И все парни засмеялись.

Стефан не остановился, прошел еще несколько шагов, и парень, которому вскружила голову удачная шутка, закричал вдогонку:

– Хотя, вообще-то, дело плохо. Кто тебя захочет, урод?

В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи Стефан пошел бы, не оглядываясь, дальше, сел в машину и уехал. Но этот раз был тысячный. Он почувствовал, как в нем разгорается гнев, внутренним взором увидел, как по его жилам во всех направлениях разливается кислота. И решил воспользоваться этим. Он дошел до машины, только чтобы взять из нее бейсбольную биту, которую уже несколько лет держал под сиденьем.

Молодые люди заметили его слишком поздно. Он налетел сзади, быстро, с размаху, в который вложил все годы своего гнева. Один удар битой раздробил парню колено, а второй сломал ребро. Компания в панике разбежалась, как стадо коз, когда вдруг откуда ни возьмись появляется хищник, – а Стефан молча замахнулся битой еще раз и ударил ею прямо по изумленному лицу пьяного парня.

Его совершенно не волновало, что сейчас начнется вокруг. Они хотят, чтобы он поддался атмосфере момента? Тогда пожалуйста, он поддался. Рукой, в которой не было биты, он схватил подростка за воротник и бросил его в витрину какого-то магазина. Несчастный пробил стекло с грохотом и звоном, от которых Стефан испытал большое удовлетворение. К нему с криком подбежали два мужика. Он едва заметил их. Взмахнул битой, вложив все, что узнал за последние годы о рукопашном бое, в одно непрерывное движение своего деревянного жезла, прочертив в воздухе знак бесконечности и ударив того и другого по черепу почти без усилия.

Обернувшись к парню, лежавшему на земле, он снова взмахнул битой и позволил себе заорать, когда резко опустил ее. Он бил, потому что хватит, это нечестно. Потому что компромисс не должен быть так велик, одиночество не должно становиться таким естественным, а отсутствие покоя – образом жизни. Потому что в жизни что-то совсем не в порядке и ему не приходит в голову, как можно это исправить, кроме как выбить из мира это безобразие. Он наносил удары снова и снова, и вокруг него звенела тишина. Иногда кто-то подбегал сзади, пытаясь остановить его, и Стефан отбрасывал его одним хорошо направленным ударом, а парень, лежавший у его ног, тем временем с каждым ударом превращался в бесформенное месиво, его судороги становились все слабее, крики – все тише. Наконец он попытался поднять руку, чтобы сдаться. Его большой карий глаз, залитый кровью, странно знакомый, молил о пощаде.

Стефан в последний раз взмахнул битой – парень скорчился в позе эмбриона, болезненно закрыл глаза – и бита сломалась о его тело. Кульминация и конец вспышки гнева в одном мгновении.

Он посмотрел вокруг себя, как будто очнулся. Рядом лежали минимум пять тел, и еще этот мальчик. Все корчились от боли или были в обмороке. Вокруг стояла потрясенная толпа зевак, люди все еще боялись подойти. Стефану было ясно, что кто-то уже вызвал полицию. Он бросился наутек, расталкивая всех, кто становился у него на пути, – и скрылся в одной из подворотен.

Когда Стефан пришел к министру с очередным визитом, тот выпил принесенное бренди, не зная, чего ожидать.

И вот в его тело вошло новое переживание, и он с содроганием открыл глаза.

– Что это? – шепотом спросил он.

– Это то, чего вы никогда не испытывали, – ответил Стефан. – И это надо было не просто сделать, но и прочувствовать.

– Я… я чуть не убил его, – сказал министр.

– Почувствуйте адреналин, – ответил Стефан. – Почувствуйте. Вспомните. Это настоящее чувство.

– Это…

– Оно сделает вас сильнее, – добавил Стефан. – У вас будет больше силы. Оно покажет вам, что делать с врагами.

– Что вы со мной творите?

– Я научил вас, как сокрушить что угодно, – сказал Стефан. – Я подарил вам переживание, которое никто другой не осмелился бы вам предложить. И я готов сделать еще много таких вещей. Это то, что я умею – и чем я буду теперь заниматься.

Министр выглядел так, будто его сейчас стошнит. Он сделал глубокий вдох и схватился за ручки кресла.

– Вон отсюда, – сказал он. – Я больше не собираюсь с вами работать. Никогда. Это слишком вскружило вам голову. Вон отсюда.

Эта сцена не особенно взволновала его. Министр тут же нанял другого переживателя. Худенького молодого человека с впалыми глазами и редкими белесыми волосами, которые падали на лоб. Типичный «чего изволите», тупой и безынициативный – он ходил для босса на вечеринки и ездил на лыжные курорты. Какое унижение для переживателя.

Но Стефан знал, что найдет кого-нибудь, кому этот новый вид переживаний придется по нраву. И долго ждать ему не пришлось. Через шесть недель после побоища у входа в клуб ему позвонил новый клиент. Первым заданием стало вооруженное ограбление банка.

– Деньги меня не волнуют, – сказал клиент. – Не волнует, как вы собираетесь это делать. Я просто хочу почувствовать, что такое – ограбить банк. Хотите – заберите деньги себе, хотите – сожгите, хотите – раздайте бедным, – мне все равно. Ваше дело – ограбить банк и сделать это так, чтобы я захотел грабить еще и еще.

За те годы, что Стефан работал на него, он успел ограбить немало банков и музеев, стрелял в упор в наркоторговцев и других преступников, устраивал теракты на фабриках, один раз даже захватил самолет, требовал выкупы за дочерей трусливых магнатов. Он делал все, чего желал его босс, и со временем создал коллекцию переживаний, которые немало отягчили совесть заказчика, как он сам того и хотел. Дома у него появлялась бутылка за бутылкой, а в них – поступки и воспоминания, которые превратили его в жесткого и бескомпромиссного мерзавца.

Стефан уже перестал судить людей, он был выше этого. Но он знал, что тот, кто захочет, сможет увидеть в его боссе воплощенное зло. Потому что зло питается болью, наслаждается анонимными преступлениями. Зло не говорит: «А теперь, мистер Бонд, перед тем как я убью вас, давайте я покажу вам свой замок и расскажу о своих злодейских планах». Нет. Зло горячо жмет Бонду руку – рукой, в которой спрятана булавка с ядом на острие. Ядом, который сработает через сорок восемь часов. И именно зло первым вызовет скорую помощь, будет стоять с встревоженным видом, чуть не плача, с сердцем, кишащим червями. Зло действует тихо, быстро и продуманно.