Кони взяли разбег, дрогнула земля. Воины отвели руки для броска дротиков. Сбить первых, со щитами, а там уже ворваться… Босаад хищно осклабился. Это вам не в горах воевать…

Внезапно несколько воинов на полном скаку рухнули с седел. Свинцовые снаряды простучали по спинам, гневно заржали кони – пращники ударили сзади! Проклятые навахусы! Все, все ответят – только бы добраться до щенка… осталось совсем немного – уже виднелись черные испуганные глаза горцев над кромками щитов! Вдруг враги разошлись. Показались воины с приметными самострелами. Залп! Короткие стрелки хищно прожужжали железными оводами, сбивая воинов с седел. Некоторые рухнули наземь вместе с лошадьми.

Проклятье! Но ничего, времени на перезарядку больше нет… Босаад прижался к шее коня, стиснул меч покрепче. Однако в руках стрелков вдруг появились новые взведенные самострелы. Залп! Залп!

Вокруг валились всадники и ржали кони.

– Уходим! Уходим! – прорычал Борон. Глава гвардейцев появился из ниоткуда, ухватил повод, уводя бола из-под обстрела.

Десяток верных ближников, самых преданных, рвался к дворцу. Этим есть что терять… Босаада мутило от бешенства, в висках гулко стучала кровь. Боларское войско таяло на глазах. Ничего. Сражение проиграно… но Империя вновь поддержит его, преданного союзника, – он им нужен… Мало ли он уступил? Отказался от кораблей, от пошлин…

Беглецы ввалились во двор, и вооруженные слуги тотчас заперли ворота, накинули запорный брус.

«Добраться до ухоронки, забрать каменья – и в Атриан. Там Сивен, он поможет. Вернусь с имперской армией – и повешу каждого десятого… Во славу Безносого и бола Босаада!.. Милостивого и беспощадного!»

Босаад ворвался в тронный зал и бросился к подножию. Откинул ступеньку, под которой пряталась ухоронка. Позади уже слышались звон мечей и яростные крики боя. Быстро они! Почему, как? Босаад подхватил тяжелый ларец и оглянулся.

Проклятье! В дверном проеме уже сражались. Внезапно верных гвардейцев подбросило и разбросало, словно из прохода вырвался бык. В зал выметнулись два огромных воина. Босаад невольно помянул Безносого – настолько те были смертоносны. Великан в доспехе и шлеме пнул поднимающегося гвардейца – и того подняло над полом. Гигант, хохоча, бросился в драку. Борон, лучший мечник островов, качнулся вправо, поймал врага на ложном движении, опустил меч на выставленную ногу… Гигант играючи ушел от удара и ткнул Борона в лицо. Тот отшатнулся, и чужак одним ударом свалил болара. Второй воин был страшен: обнаженный до пояса, с двумя уродливыми тесаками в руках, весь покрытый запекшейся кровью. Он пел высоким голосом на незнакомом языке и стелился шагом опытного убийцы. Чернокожий ускорился, врубился в гвардейцев, взмахнул тесаками – и вскоре все было кончено.

Босаад увидел входящих следом и выпустил ларец из безвольной руки. Сундучок упал, крышка брякнула. Черный и белый жемчуг, яркие кораллы и драгоценные каменья со стуком посыпались со ступеней. В зал входил юный бол Бареан. Рядом ступал мальчишка в коротком плаще и бородатый горец с пронзительным взглядом. Босаад сплюнул. Рекс Рокон с наследничком, не иначе.

«Вышло девчонку Сивена-то в горах прирезать?» – мелькнула глупая мысль.

Рядом подволакивал ногу залитый кровью, скособоченный Грубый Деан. Старый болар прижимал ладонь к животу, и Босаад скривился. Не жилец… Ну хоть кого-то удалось спровадить вместе с собой.

Босаад выдернул меч и шагнул вперед. Входящие остановились, и перед Босаадом оказался Коскахас Копеан.

– Именем бола Барривана! Моего друга и господина! Я приговариваю тебя, братоубийцу и предателя, проклятого навахуса, к смерти, – четко выговаривая слова, произнес воевода.

Эхо понесло грозную речь по чертогам, и Босаад сплюнул под ноги противнику. Качнул мечом и двинулся навстречу.

«Коли повезет, и этого заберу…»

Босаад, опытный мечник, внимательно следил за приближающимся врагом. Мальчишка-горец вдруг достал из-за спины взведенный самострел, однако щенок Бареан удержал его. Внезапно левая рука воеводы метнулась вперед, и он швырнул в лицо противника горсть монет. Босаад уклонился, однако пара кругляшков больно ударила по бровям. Он скакнул назад, отмахнулся сослепу – и страшный удар по левой ноге сбил его наземь. Он вяло крутнул мечом, но клинок выбили из обессиленной руки. Послышалось гудение воздуха. Удар по горлу – и бол Босаад перестал быть.

– Все торопишься, воевода, верный пес… – харкнул кровью себе на грудь Грубый Деан и, пошатываясь, добрался до поверженного врага. Постоял, посмотрел.

Раскинутое тело валялось посреди серебряных монет, жемчуга, кораллов и драгоценных камней. Бареан пристально смотрел на смертельно раненного дядьку, глаза юного правителя блестели.

– Хочу увидеть тебя на троне Полуденных островов, мой бол… – прохрипел Грубый Деан. – Напоследок.

Бледный Бареан, прикусив губу, кивнул и двинулся вперед. Он замешкался перед мертвым телом в темной луже, шагнул в сторону, намереваясь обойти его…

– Не так! Наступи… – прорычал Грубый Деан, с ненавистью глядя на мертвеца. Кровавый плевок выплеснулся изо рта и повис в седой бороде. – Наступи!..

Бареан послушно возложил стопу на страшную ступеньку. Мертвое тело самозваного бола оказалось мягким, податливым, и Бареан торопливо перенес вес на другую ногу. В полной тишине, пачкая подножие трона багряными слякотными последышами, Бареан взошел и опустился в кресло с высокой резной спинкой.

– Дианадохус калас, бол Бареан! – прокаркал Деан и выдернул клинок из ножен. Со всего маха он рухнул на тело под ногами и вонзил кинжал в грудь мертвеца. – Боларус инморта канвас!

Страшный вид мертвого Деана и прежнего бола преследовал Ултера, не давал уснуть. Ох и упрям Грубый Деан! Даже после смерти врага решил еще разок поквитаться. А какую славную по нему устроили тризну!

Дядя-узурпатор у Бареана оказался прижимистым: в подвалах нашлись и бочки с пивом, и бочонки с имперским вином, и копченые окорока, соленая и сушеная рыба, разносолы.

Бареан повелел вытаскивать все из ворот и поить боларов вечер, ночь и день напролет. Острова загудели, все потянулись на Срединный, славить нового правителя.

Коскахас поворчал, но бол Полуденных островов ответил просто: «Дядьке Деану такая тризна понравится». Воевода тотчас отступился.

«И все-таки зря не разрешил мне Бареан подстрелить этого Босаада, – лениво подумал Ултер и вытер мокрый лоб. Жарко… За окном пели песни пьяные болары. Юный бол растрогался и положил дорогого гостя в своей детской спальне. Она оказалась совсем тесной, но спасительно-прохладной в одуряющий летний зной. Открытое окно выходило в сад, откуда изредка прилетало дуновение с моря. Рядом в темноте мерно дышал Мерех, архогский сирота, и сопел в ногах Кайхур. За дверью на кошме дрых Наум. – Ядом замотанных бы его обездвижили, а потом столько всего нужного узнали! Все бы вытрясли из мерзавца!.. Сам Бареан потом бы спасибо сказал».

Воспоминание о яде замотанных привело мысли наследника к Тумме. Черный лекарь, как только прознал о схроне замотанных со снадобьями, не мешкая отправился на Северный остров. Стоило поторопиться – раненые так и не пришли в себя, и тянуть с поиском противоядия не стоило.