— Пора вернуть себе национальную гордость, — не сдавался Борецкий. — Наши традиции ничем не уступают итальянским. Только мы привыкли загранице поклоняться, все чужое копировать. Масленицу, зимние русалии, Купальские гулянья не хуже можно обставить. Было бы желание! И туристов возить. У нас экзотики куда больше.

Астра не принимала участия в споре. Коломбина и Арлекин, эти персонажи итальянской комедии дель арте, вызвали у нее тревогу, напомнили эпизод с «флэшки из тайника» — венецианский карнавал, пляшущие Коломбины, Арлекины, Пьеро…

— Слышишь, как ветер воет? — шепотом спросила у нее Алина, которой наскучила перепалка мужа с Борецким.

— Это в дымоходе. Кажется, начинается метель.

Протяжный тоскливый звук подтвердил ее слова. Вьюга пела свою заунывную песню и кружилась в бешеном танце, размахивала белыми рукавами, стучалась в окна. К стеклам липли снежинки.

— А Снегурочка будет? — спросила Астра.

— А Дед Мороз? — подхватила Коломбина.

Борецкий развел руками. Увы! Надоевшие персонажи Новогоднего праздника в программе не предусмотрены.

Дамы огорчились. Мужчины принялись обсуждать творчество драматурга Островского. Дескать, костромская земля, ее лирическая красота послужила вдохновению писателя. Матвей присоединился к беседе. Он не был поклонником театра, поэтому больше молчал или отделывался краткими репликами.

— Только здесь могли выйти из-под его пера Берендей, Лель и печальная девочка-Снегурочка…

— Любви ей, видите ли, захотелось…

— Чужому счастью позавидовала…

— Это не зависть, господа! Это женское естество в ней заговорило…

— И чем дело кончилось? Растаяла…

— Ярило ее погубил, сжег своими лучами! Снегурочка должна была оставаться холодной.

— Это жертва, принесенная Эросу…

— Господа! Островский сочинил настоящую языческую мистерию!

Матвей решил переключить их внимание на более насущную тему. Например, почему не спускается в зал Вишняков?

— Дамы скучают, — начал он издалека, жестом показывая в сторону Астры и Алины. — Кстати, где Егор?

Борецкий-ватафин бросил взгляд на лестницу.

— Облачается в костюм волхва, — торжественно провозгласил он. — Это ответственная и сложная процедура.

— Ему давно пора быть здесь, среди нас, — поддержал Матвея Арлекин.

— Нельзя торопить чародея…

Бутылкин смирился.

— Ладно, будем ждать. Матвей, ты сегодня кто? — он дотронулся пальцем до украшенного позументом камзола. — Сен-Жермен? Калиостро?

— Называйте меня Брюсом…

— Ого! — продемонстрировал свою осведомленность Борецкий. — «Птенец гнезда Петрова?» Неплохо придумано. Сей милостию российского царя граф, кажется, не чурался увеселительных мероприятий и умел развлекать публику. Даже слыл колдуном! У себя в подмосковной усадьбе он, говорят, держал пруды замерзшими аж до середины лета и катался по льду на коньках перед гостями. Теперь он тоже не прочь навести шороху и расхаживает по усадьбе привидением. Уж не ты ли это?

— Я.

— Вот это по-нашему! — усмехнулся Арлекин. Он уже выпил пару рюмок анисовки и не прочь был закусить. — Никогда еще не ужинал с привидением. Тем более не встречал Новый год. Алинушка… тьфу… Коломби-нуш-ка… — у него слегка заплетался язык. — Бери графиню… веди ее к нам!

С подачи Бутылкина Астра получила маскарадное прозвище — графиня, — которое все одобрили.

В этот момент по ступенькам спустился ослепительный Вишняков-волхв, вызвав всеобщее восхищение. Он выглядел потрясающе в одеянии из черной парчи с фиолетовым отливом, сплошь затканной дубовыми листьями и желудями, с серебристой вышивкой по вороту, подолу и рукавам, с нагрудным знаком солнца и полумесяца. На голове — белый парик, в руке — деревянный посох с венчающим его позолоченным шаром. Лицо закрыто ритуальной полумаской.

По залу пронесся вздох, Коломбина захлопала в ладоши.

— Чем не Дед Мороз? — съязвил Матвей. — Только мешка не хватает.

— Ты великолепен! — бросился к приятелю Борецкий. — Назначаю тебя моим главным помощником!

Вишняков же, вопреки всеобщему ликованию, был чем-то недоволен, угрюм. Его губы оставались плотно сжатыми. Он окинул взглядом зал, как бы ища кого-то, и медленно опустился в кресло.

«Надеялся увидеть свою «русалку», а девушки еще не вышли, — подумала Астра. — Вот он и раздосадован. А может, они уже успели встретиться и поругаться?»

Ульяновна накрывала на стол. Блюда русской кухни, напитки исключительно по старинным рецептам, большая глиняная миска с кутьей, печенье в форме фигурок скота. Огромная елка переливалась разноцветными огнями, на ветках, наряду с игрушками, висели фигурные пряники, завернутые в фольгу яблоки, орехи, конфеты.

Вишняков-волхв сидел, не двигаясь, без единого слова, напоминая величественный монумент.

Визгливый вскрик Коломбины заставил всех повернуться в ее сторону.

— Там! Мертвец! — вопила она, показывая пальцем в окно. — Я видела… видела…

* * *

К малой гостиной, где разместили девушек, примыкал совмещенный санузел, светлый, просторный, хоть на велосипеде катайся: тут были и круглая ванна, и душевая, и всё остальное, как в городе.

— Итальянская плитка молочного цвета! — восторгалась Юна. — Господи, девчонки, я когда-нибудь заработаю на такую ванную?

Она сушила у зеркала рыжие кудри, Бэла принимала душ.

— Небось, бывшие хозяева, ну те, настоящие помещики, мылись в обычной бане, и о такой роскоши, как горячая и холодная вода в доме, и не мечтали, — отозвалась та. — О, черт! Опять…

— Что?

— Кровит… Сколько я таблеток наглоталась, а толку мало.

— Сильно?

— Не очень. Надеюсь, все обойдется.

Юна вспомнила о больной матери и погрустнела. Она пробовала звонить домой, но мобильник высвечивал «поиск сети».

Бэла выключила воду, завернулась в полотенце.

— Чего это Лейка наша скуксилась? Она еще по дороге нервничала. А как приехали… совсем раскисла. Может, заболела?

Дверь открылась, и в нее просунула белобрысую головку Мио:

— Вы скоро? Сколько еще ждать? Одеваться пора, краситься. Хозяин просил нанести густой грим, вместо масок. Чтобы как у всех. Бэлка, у тебя же волосы мокрые, — вымолвила она нараспев. — Вы даете, блин…

Юна дернула ее за руку и втянула внутрь:

— Закрывай дверь, сквозит.

— Откуда сквозняк-то…

— Как там наша принцесса? Готова?

— Лея, что ли? С ней какая-то фигня творится… — прошептала Мио. — Заклинило! То бледнеет, то краснеет… И ни слова. Будто онемела.