стороны потянул газету из рук Аннушки ст. лейтенант Кононов, а с другой стороны – Пахомыч, о существовании которого все в общем-то и позабыли. Впрочем, Пахомыча и тут оттёрли. Газету со статьёй «ГРУ: скандалы и провалы» развернул Ильич.

– И что тут? – повторил вопрос Кононов.

– Тут новая версия текущих событий, – шепнул капитан Точилин, следуя за немым приглашением горничной в зал. – И, прямо скажем, весьма неожиданная…

Статья «Памяти боевого товарища» размещалась на третьей полосе.

«Неумолимая смерть костлявой рукой вырвала из наших рядов боевого товарища… – забубнил Ильич, располагаясь в кресле поудобнее. – Скончался генерал-полковник Ф.Ф. Жужелица…»

Пока капитан Точилин соображал, что же им предпринять в качестве следующего шага, вдовствующая горничная генерала, побуждённая к гостеприимству полицейскими удостоверениями, предложила им кофе: «Правда, холодный – газ после взрыва перекрыли. Правда, без сахара – некогда в магазин сходить. Правда, не молотый, в зёрнах – кофемолка отказала».

Всё равно не отказались. И теперь Кононов читал вслух, но негромко, так, чтобы не слышала «барышня», с мстительной гримасой на кухне молотившая зёрна кофе в холодной воде.

«Безвременная кончина Фердинанда Фёдоровича на 93-м году жизни до глубины души потрясла его сослуживцев, кто ещё жив, и учеников, кто ещё помнит. – Владимир Ильич забросил ногу за ногу и поэтически отвёл руку. – А стиль-то, стиль? Прямо наш Лобов. – И продолжил чтение: – Но особенно больно ранила смерть генерал-полковника нашу секретную резидентуру. Свои соболезнования прислали из Белого дома «дед Василий», из пекинской блинной «дед Кузьма», а также и «дед Бондарь», традиционный спутник королевы NN на ловле тунца…»

– Хорошо, что в МИ-6 нашим газетам веры нет, – покачал головой Арсений.

– «Бесстрашный разведчик, прошедший горнило холодной войны, – тяжко вздохнув, без выражения процитировал ст. лейтенант. – Ф.Ф. Жужелица был героем Парагвайской, Малайской и двух Арабо-Израильских войн, вдохновителем Папуа-Гвинейской революции…»

– Поди, наших пионеров в папуасов выкрасил, те ж маленькие, – не удержался Точилин.

– «Участник высадки на Берег Слоновой Кости и вождь восстания мау-мау…»

– Этих Муму тоже мы против США раздраконили? – только и спросил капитан Точилин. – Или это какая-то некролажа?

– «Зачинщик Карибского кризиса»… – Вот тут и Аннушка, всё-таки отучившаяся два семестра на истфаке, ахнула, а Точилин только присвистнул, не найдя слов.

– «Он начал свой ратный, невидимый стороннему глазу путь разведчика в качестве оперативника легендарного “Смерша”. – Чуть повысил голос Владимир Ильич, наконец нащупавший нужную интонацию. – На его долю выпали самые сложные извивы послевоенной политики. Он вёл дела, исход которых серьёзно повлиял на судьбы Европы: “Лунная база III рейха”, “Дельфины на службе ВВС Израиля”, “Неурожай сахарного тростника на Кубе, приведший к зависимости от советских поставок”…»

– Вот-вот, – оживился Арсений и, косясь на дверь в кухню, где горничная генерала гремела посудой так, словно била её в сердцах, вполголоса произнёс: – Вот на эти-то делишки его тёмные, «повлиявшие на судьбы послевоенной Европы», я думаю, нам и следует обратить самое пристальное внимание!

– Думаешь, спустя семьдесят лет кубинские патриоты отомстили ему за неурожай на болоте? – скептически поморщился Ильич. Но Арсений только нетерпеливо отмахнулся: «Не до шуток, мол». – Ладно, – свернул газету Кононов. – Как ты себе это представляешь?

– Приблизительно так, – алчно потёр ладони старший уполномоченный. – Идём на похороны генерала и смотрим там на его подельников.

– Это ж по какому делу?.. – скептически проворчал Ильич. – Подельников?

– Неважно, – отмахнулся Арсений. – За которое его так подорвали, что аж Варге пропал…

Аннушка выразительно кашлянула. Поймав её взгляд, капитан обернулся. Горничная, оказавшаяся за его спиной, с мертвящей улыбкой леди Макбет снимала с серебряного подноса чашки саксонского фарфора с коричневой бурдой.

– Спасибо, – принял Арсений свою. – А когда похороны генерала?

– Завтра, – холодно сообщила горничная.

– И где будет прощание, на Ходынке? – уточнил Арсений не более чем со светским любопытством, на первый взгляд.

– Нет.

– Дома?

– Да.

Теперь красноречиво кашлянул Кононов и закатил глаза в потолок.

– Народу, наверное, будет… – не без труда догадавшись, о чём это он там кашляет, предположил вслух Арсений.

– О да! – чуть ли не впервые с чувством произнесла «барышня».

– А когда Фердинанда Фёдоровича будут забирать из морга? – спросил капитан и нашёл во взгляде Кононова поддержку: «От морга и до могилы придётся быть рядом, чтоб никого не пропустить. Разведчики как-никак. Вон, с королевой NN-ской тунца бьют. Тут не то что разговорить – хоть бы увидеть кого не в гриме, чтоб потом с базой данных сверить…»

– Фердинанд Фёдорович не в морге, – вывел его задумчивости голос прислуги.

– Простите? – очнулся Арсений.

– Фердинанд Фёдорович сейчас не в морге, – повторила горничная ровным тоном вдовствующей императрицы.

– А… а, где сейчас Фердинанд? – не сразу выговорил Арсений.

Удивлённая его фамильярностью, не сразу ответила и горничная.

– У себя в кабинете, разумеется, – отрешённо уставилась она поверх голов сидящих. Аннушка поперхнулась. – По советскому обычаю, – невозмутимо продолжила «барышня». – Ночь перед похоронами покойник проводит дома.

– А… – протянул Арсений, не зная, что и сказать.

– Впрочем, в морг я его и не отправляла, – отчего-то вдруг подтаяла «вдовствующая горничная» и, присев на свободный стул, устало подпёрла рукой щеку.

Все четверо переглянулись – а Пахомыч вдруг ровно, без запинки, процитировал неизвестно какую ведомственную инструкцию, очевидно, разъяснявшую табличку о «Выдаче тел…» на его жилище:

– При отсутствии необходимости вскрытия при очевидной несомненности причин и обстоятельств кончины эвакуация тела в морг не производится.

– Столько людей приходило прощаться, – вздохнула горничная доверительно. – Шли и шли. Вот ещё пришли, наверное, – отозвалась она на резкую трель звонка в прихожей и встрепенулась. – Пойду открою…

– Федеральная служба безопасности, – с помпезностью королевского приёма объявил в коридоре низкий грудной голос, и в дверях гостиной заскрипело железом кресло-каталка со старичком в мундире и с орденами, и в придачу – с пергаментно-жёлтой головкой. – Генерал-лейтенант в отставке Харитон Иванович Корин! – Низкий грудной голос принадлежал горничной, которая вкатывала инвалидное кресло со своим подопечным.

Капитан Арсений Точилин взглянул – и невольно дёрнулся на стуле. Настолько вошедшая была похожа на прислугу генерал-полковника Жужелицы, что капитан невольно обернулся назад: «Не двоится ли, часом?» Впрочем, даже удивиться толком ему не дала следующая горничная, похожая на предыдущую, как карточная картинка, которая, подтолкнув свою предшественницу под бант на заду, вкатила ещё одно кресло-каталку с ещё одним старичком. Сухощавым, с черепом, обильно усыпанным пигментными пятнами. И также в кирасе накрахмаленного мундира, инкрустированного серебром медалей, эмалью и золотом орденов.

– Генерал-майор в отставке Май Иванович Радский! – заявила она с таким триумфальным злорадством, словно покрыла партию козырем.

«Это бред какой-то…» – завертели головой и Кононов, и Точилин, и Аннушка. И только Пахомыч, пользуясь всеобщим замешательством, отнёс на кухню и поставил в микроволновую печь чашку с медальоном Гиммлера, чтоб подогреть кофе. Точно в крематорий сунул: «Аз воздам…»

Горничные, все