class="p1">– Звону было, наверное… – невольно содрогнувшись, прокомментировал Ильич. – Что будем с этими динозаврами делать?

Заглянув в напряжённые лица майоров, с упрямыми складками лбов, мужественно сжатыми челюстями и младенчески бессмысленными глазами, Арсений распорядился:

– Давай их выгружать отсюда, пока не очухались.

Не без труда расцепив антагонистов, полицейские вытащили обоих из лифта и усадили друг против друга, привалив к кирпичным стенам. При этом Арсений, кратко пояснив: «Чтоб не поубивались сгоряча», – отстегнул и у «витязя», и у «калашникова» магазины и полез в карманы тактических жилетов с подсумками.

Затем без особых церемоний вытащили остальных, кроме Шатурова И.Ф., а оружие сложили кучкой под стеной. Сами разберутся, где чьё, когда придут в себя.

Затем попытались разобраться и сами – кто здесь, да как, и почему.

И, если со старым знакомцем майором Урусбековым всё было ясно – Арсений вставил ему в кулак удостоверение «ФСБ. Центр специального назначения», – то достав корочки его противника, капитан присвистнул. Тут золотой двуглавый орёл гнездился не на щите с мечом, а, словно жутковатый эльф, расселся на красной гвоздике:

«16-я отдельная бригада»

Майор Овен-Быковский

ГРУ МО РФ

– А этим-то чего тут понадобилось? – заглянул ему через плечо Ильич. – Торф тут вроде как не горит.

Ст. лейтенант Кононов со своей патологической привычкой выхватывать разрозненную информацию, резко вспомнил, что 16-я отдельная бригада за умелые действия по тушению торфяных болот в Подмосковье в соответствующем году получила почётное звание «Торфяной».

– Ну, как видишь, они не только болота тушить умеют, – хмыкнул Арсений, ссылаясь, надо понимать, на произошедшее побоище. – В долгу не остались.

– Ага, прямо показательное выступление 23 февраля, – проворчал, оглядываясь, Ильич. – Победила дружба. Вечная память победителям.

– Мальчики, – глядя на дюжину поверженных спецназовцев самого специального назначения, Аннушка, видимо, окончательно потеряла пиетет перед заурядными операми. – Мальчики, давайте уйдём, а то один уже вон шевелится.

– Мальчики… – недовольно проворчал Арсений. – Дай нам только понять, что тут страшным дядям из ФСБ и ГРУ понадобилось.

– Может, это поможет, – заметил Владимир Ильич газету, торчавшую из-за пазухи майора Овен-Быковского. – Много ты знаешь спецназовцев, не расстающихся с газетами даже на задании?

– Мальчики, – снова позвала Аннушка из глубины лифта, и, прочистив горло, поправилась. – Товарищи оперативники?

– Так уже лучше, – фыркнул Арсений, пряча газету во внутренний карман реглана. – Идём, дядя оперативник.

– А что? Я б и в мальчиках походил, – вздохнул Ильич, невольно мазнув ладонью по вязаной шапочке, прикрывающей лысину. – Когда ещё доведется…

– Вот этот ослиный хвостик, по-моему, служит включателем, – дёрнул капитан Точилин золочёный шнур с кисточкой, когда их «спасательная экспедиция» втянулась в кабину лифта, освобождённую от захватчиков и оборонявшихся.

– А что служит выключателем?.. – спросил лейтенант Кононов спустя полчаса тошнотворной езды вверх-вниз вдоль кирпичных и бетонных стен за решёткой. При этом если, дёрнув шнур, и можно было приостановить лифт, то легче от этого не становилось, – всякий раз за решетчатыми дверями возникала либо угрюмая кирпичная кладка, либо «древесные кольца» невесёлой бетонной опалубки.

Экстренное торможение

Майор Овен-Быковский (Главное разведывательное управление, 16-я отдельная), таща на плече майора Урусбекова (Федеральная служба безопасности, ЦСН), опёрся о стену, при этом вогнав до упора чугунную заслонку со штампованной надписью: «Somewhere here».

– Это ты зря, – слабым голосом заметил по этому поводу Урусбеков, после чего сполз с могучего плеча и встал на ноги. – Сейчас лифт приедет. Мало ли кого ещё привезёт…

Майоры, держась друг за друга, энергично заковыляли во тьму. «Ну его на хрен», – в такой ситуации рекомендовали инструкции обоих ведомств.

Но лифт не приехал ни к одной из группировок спецназовцев. Наоборот, он остановился где-то в шахте. Решётчатые двери распахнулись. Кирпичная стена перед дверьми раздвинулась с неожиданно слабым шорохом и скрипом.

– Отдайте немедленно чемодан! – потребовал женский голос, звенящий нервным ознобом.

Арсений, аккуратно сложив газету, найденную у майора «Овцебыка», придержал накренившийся скелет и поднялся с дивана. Аннушка, бросив рыться в содержимом саквояжа, лежавшего на коленях скелета (если быть точным – на его берцовых костях), подняла голову. Ильич поднялся с пола, перестав распихивать по карманам шахматные фигурки моржовой кости. Пахомыч поднялся, просто потому что проснулся.

Только когда витые решётки дверей совсем расползлись, они смогли толком рассмотреть обладательницу нервического голоса.

Вдовье горчичное платье до пят, белый передничек, кружевная заколка в кренделе седеющих волос. Прямо-таки кинематографическая горничная из сериала о жизни графьёв и статских советников. И на соответствующем фоне – мебель старинная, люстры бронзовые, гобелены лионские, – точно попали узники подземелья в антикварную лавку где-нибудь в переулках Арбата.

– Квартира генерал-полковника Жужелицы? – шагнув наружу и пряча газету за пазуху, спросил Арсений.

Апартаменты Варге он бы узнал. А раз «где-то там», но не там, – это могла быть только квартира генерал-полковника, отставника ГРУ и бывшего коллеги «парнокопытных» спецназовцев, оставленных внизу. Соседа господина Варге, товарища Ф.Ф. Жужелицы. Список жильцов 4-го подъезда капитан Точилин знал наизусть.

– Так точно, – с армейской чёткостью доложила горничная, но при этом, вместо отдания чести под кружевной чепчик, сделала традиционный книксен.

Выйдя и поторопив своих спутников, Арсений оглянулся. На место лифтовых дверей со слабыми шорохом и скрежетом вернулась стена в зеленовато-золотистых обоях, а сверху бесшумно опустилась картина. На фоне красного батального заката гарцевал белый конь с седоком в форме советского генерала, – синие галифе с лампасами в два пальца, мундир весь в орденах, так что не видно даже муравчатого сукна, суровый взгляд из-под кустистых бровей в тени козырька фуражки. Но, судя по бюрократической осанке, генерал был рисован отнюдь не на поле боя и вряд ли даже в интендантском управлении фронта. Скорее всего, позировал генерал Жужелица в кресле своего кабинета. Как-то уж очень комфортно чувствовал он себя в седле со стаканом чая в медном подстаканнике. Ну да бог судья…

Рядом с портретом, проясняя если не всё, то многое, выпирала из стены печка-голландка, выложенная изразцами с росписью в духе Дюрера и со знакомой чугунной заслонкой, – всё тот же «Адам» с костями и всё той же надписью латинским шрифтом: «Somewhere here». Вот только нижняя часть печи была изрядно разворочена и, сколь тщательно ни была подметена кирпичная пыль, выглядела так, будто в последний раз топили её брикетами тротила.

Многозначительно хмыкнув, Арсений кивнул на дыру Ильичу. Тот хмыкнул в ответ не менее многозначительно. Было очевидно, – голландская печь с этой стороны и камин Варге с другой – имели по меньшей мере общий дымоход. И, соответственно, общую судьбу.

«Странно, – подумал Арсений, почёсывая трехдневную щетину под шарфом. – Странно, что никому и в голову не пришло, что “адская машинка” в дымоходе могла предназначаться вовсе и не