Ни отец, ни мачеха Ричарда ни разу не заплакали при мне. Прошло почти два месяца с тех пор, как они услышали о его гибели; возможно, мое присутствие не облегчало, как я надеялась, а только мешало процессу исцеления. В конце концов я осознала, что мы ничем не сможем помочь друг другу.

Через две недели я вернулась в Сан-Диего, где меня ожидало сообщение от Питера и Энн Дит, с которыми мы с Ричардом познакомились на Таити. Я позвонила им в Антигуа в Вест-Индии, где они держали гостиницу. Они видели интервью со мной Дианы Сойер на канале Си-би-эс и выражают мне свое глубочайшее сочувствие. Диты спросили, не собираюсь ли я обратно на Таити. Я сказала, что собираюсь, и я все еще готова заняться шлифовкой и полировкой на их яхте «Петрана», о чем мы договаривались накануне нашего с Ричардом отъезда с Таити, – если они, конечно, не передумали. Они не передумали.

Этот разговор заставил меня встряхнуться. Родители смирились с тем фактом, что мне непременно нужно обратно на Таити, где оставались все мои вещи, и, что еще важнее, там меня ждала «Майялуга».

Перелет до Папеэте был полон переживаний. Глядя вниз на искрящееся синее море, я вспоминала драгоценные моменты, проведенные с Ричардом. Я сняла ручную кладь с полки над головой, спешно вышла из самолета, потом из аэропорта и остановила такси. До «Майялуги» пришлось добираться довольно долго. Наконец такси остановилось – вот и коммуна Матайэ. У Антуанетты и Хейпеда никого не было дома, поэтому я дошла до пляжа и остановилась. На воде покачивалась «Майялуга», прекрасный шлюп, который Ричард построил от носа до кормы своими руками. Слезы покатились по лицу. Забросив сумку в наш старый тузик, я столкнула его в воду и, лихорадочно работая веслами, погребла к яхте.

Когда я открыла люк, ведущий в каюту, мне в лицо вылетел теплый воздух – словно вздох облегчения. Я спустилась на пару ступенек, села и плакала, пока не выплакала все до последней слезинки. Как Ричарда может здесь не быть? Неужели я надеялась, что он каким-то чудом окажется на своей яхте? Я снова остро ощутила свое одиночество.

Прошло часа два. Сидя в кокпите, я слышала, как вернулось домой семейство Топа. Я немного понаблюдала за ними, а потом почувствовала, что ужасно хочу поздороваться. Пока я гребла к берегу, все они выбежали меня встретить. Это была счастливая и в то же время печальная встреча. Они слышали о гибели Ричарда. Я поблагодарила их за заботу о «Майялуге» и сказала, что вернулась, чтобы завершить наш с Ричардом вояж вокруг света. Им не понравилась моя идея остаться на яхте одной – во всяком случае, если эта яхта не пришвартована в заливе перед их домом. Антуанетта стала уговаривать меня пожить немного на суше и погостить у них. Она была права, для меня было полезно побыть частью семьи.

Каждое утро было подобно отправлению поезда: колеса начинали медленно вращаться, пока жизнь в доме не набирала полный ход. Потом все набивались в машину: одни – чтобы ехать на работу, другие – в школу. В городе мы первым делом отправлялись в любимое заведение Хейпеда завтракать poisson cru – рыбой в маринаде – и круассанами. Потом они забрасывали меня на верфь, где я работала на «Петране».

«Петрана» была кечем, двухмачтовым парусником с верфи «Чой Ли», длиной в сорок восемь футов. С величайшей аккуратностью я снимала старый лак, отбеливала, ошкуривала, после чего наносила до десяти слоев свежего лака. Меня так увлекла работа, что я совершенно не задумывалась о коварстве палящего тропического солнца, пока не свалилась однажды от теплового удара. Мужчина, работавший на соседней яхте, увидел, как я упала, и отвез меня в медпункт, где меня заставили пить воду и лежать с холодным компрессом на голове. Когда я начала терять сознание во второй раз, я поняла, что происходит, и быстро прекратила работу. Прежде я была куда выносливее…

Работа на «Петране» очень меня выручала. Необходимость действовать не давала мне скатиться в депрессию, хотя все здесь, куда ни глянь, напоминало о Ричарде. Когда приехали Диты, они пришли в восторг от роскошного вида «Петраны». Они сейчас же вывели яхту из дока, и мы провели много вечеров, болтая в кокпите. Было приятно предаваться воспоминаниям с людьми, знавшими Ричарда и делившими с нами хорошие времена.

Все это время мы переписывались с Джарриком, зятем Ричарда, пытаясь договориться о продаже «Майялуги». К сожалению, мы так и не сошлись в цене. Он говорил, что не может отдать яхту задаром. А люди, принимавшие близко к сердцу мое финансовое положение, уговаривали меня не покупать яхту, за которую просят целое состояние, какие бы чувства я к ней ни питала. Вся эта ситуация приводила меня в отчаяние. То было тоскливое время.

Джаррик написал мне, что нанял человека, уже совершавшего кругосветные путешествия, он прилетит на Таити, чтобы перегнать «Майялугу» в Англию. Не могу описать, что я почувствовала в тот момент. Мне дали время, чтобы я могла забрать с яхты свои пожитки. Меня вышвырнули с «Майялуги», нашей «Майялуги». Я чувствовала, как душа Ричарда горюет вместе со мной.

Поскольку я оставалась без яхты и без дела, Диты пригласили меня приехать к ним на Бора-Бора, а затем вместе отправиться на Фиджи. Я ухватилась за это предложение. Все мои вещи с «Майялуги» хранились в доме семейства Топа, пока я решала, что стоит продать, а что отправить домой. Домой я отослала прекрасную коллекцию ракушек, тапу, которую мы купили на Маркизских островах, рисунки, письма и вещи, с которыми не могла расстаться. Погрузив в тузик последние пожитки, я спустилась в каюту «Майялуги» и встала на колени у койки в кубрике. Я погладила подушки, прижалась щекой к постели. Здесь я научилась настоящей любви. О, Ричард… Ричард, Ричард, Ричард.

С тяжелым сердцем я села в самолет и ни разу не посмотрела вниз, пока не сошла с трапа на Бора-Бора.

Переход с Таити на Бора-Бора Диты совершили в компании родственников; теперь родственники улетели домой, а я прилетела, и мы направили «Петрану» на атолл Мопелия, который тоже входит в группу Островов Общества.

Мопелия была волшебна. Мы купались в прозрачной, искрящейся лагуне, прогуливались по пляжам из белого песка. Я постепенно приходила в себя. Мы собирали яйца крачек, которые они тысячами откладывают на коралловых рифах. Яйца крачек очень вкусные – если аппетит не отобьет ярко-оранжевый цвет, который они приобретают в процессе приготовления.

Часами собирая ракушки на песчаном пляже, я много размышляла. Чаще всего мои мысли привычно обращались к Ричарду и тем чудесным временам, когда мы вместе делали то же, что теперь я одна. Я по-прежнему чувствовала себя опустошенной и растерянной, но понимала, что следую верным путем, вернувшись к морю и той жизни, которую всегда любила.

С Мопелии мы отправились на атолл Суворова, чтобы увидеть хижину знаменитого отшельника, покойного Тома Нила. Приближаясь к берегу, мы увидели, что в бухте пришвартована яхта «Флёр д’Экосс», принадлежавшая Энн и Рону Фальконерам – мы с Ричардом познакомились с ними, путешествуя по Маркизским островам.

Мы прошли по пляжу и свернули на отсыпанную битыми кораллами дорожку, которая вела к хижине Нила с большой каменной плитой рядом с ней. Надпись на плите гласила: