Маруся закрыла глаза, думая о том, что поспать или подремать ей вряд ли придется с такой назойливой соседкой.

Открыв глаза, она увидела, как за окном проплывают плотно сбитые серые облака, а когда соседка в очередной раз, тряся седыми буклями, что-то прочирикала, Маруся не выдержала:

– Них ферштейн, – и погрузилась в спасительный сон.

В Париже она купила билет до аэропорта Ланьон. И через час уже снова всходила на борт самолета.

Наши дни. Франция. Бретань

Небо Бретани поражало – серо-розовое, высокое и прохладное. Дул ветер, и Маруся пожалела, что не взяла с собой куртку, а была только в легкой кофте, но кто же знал, что в Бретани такие колючие ветра? Она тащила за собой дорожную сумку на колесиках, которая весело громыхала и подскакивала на поворотах. Маруся взяла машину. Шофер ей попался говорливый, настоящий француз. Черноволосый, с карими блестящими глазами и тонкими аристократическими руками. Он мешал английские слова с французскими и все пытался поймать Марусин взгляд в верхнем зеркальце. Она рассеянно отвечала, думала о предстоящей встрече. Вздохнула и нахмурилась. Шофер, который представился, как Гийом, наконец, поймав ее взгляд, улыбнулся, но, увидев сумрачный вид, спросил:

– Что случилось?

– Ничего, просто у одного человека умер родственник. И я еду к нему…

Гийом сокрушенно зацокал.

– Вы родом из этого городка? – спросила Маруся.

– Нет, чуть подальше. Здесь у меня двоюродный брат живет.

Наконец машина затормозила около дома, отделанного серым камнем. Когда Гийом отъехал, Маруся подумала, что надо было узнать, где находится отель – на случай, если вдруг остаться у Кати неудобно.

Не успела Маруся сделать несколько шагов, как из дома вышла девица с короткой стрижкой, пирсингом в носу и в мятых штанах, как будто бы она в них где-то валялась, и в футболке не первой свежести. В руках у нее была кисть, с которой стекала краска.

– Маруся? – спросила она, прищуриваясь.

– Да, Катя, это я.

– Проходи. Никак не могу поверить, что Виолы уже нет. Я с ней два дня назад говорила. Все было нормально. Она ни на что не жаловалась. Я ее все время гоняю к врачам. Чтобы она проверялась регулярно. А тут… убили…

В Катиных глазах промелькнуло нечто похожее на страх и еще… смятение. От Маруси это не ускользнуло.

– Получается, что я последняя видела твою бабушку в живых, – тихо сказала Маруся. – Не считая…

– Да… – протянула Катя и закусила губу. Маруся видела, что она изо всех сил старается не расплакаться.

– Ты меня не стесняйся, плачь. Это нормально, – проговорила Маруся. – Я все понимаю…

– Да, проходи, не стой на крыльце. Я сейчас…

Катя нырнула в дом, Маруся снова взяла чемодан и пошла за ней.

В доме было тихо, Маруся оказалась в большой комнате, в глаза сразу бросились красивые старинные часы. А еще она почувствовала чей-то взгляд, беспокойно осмотрела комнату и наткнулась на вальяжного кота, развалившегося на шкафу.

– Он смирный и не тронет, – пояснила Катя. – Есть будешь?

– Нет. Спасибо. Чай попью.

– Тогда подожди немного.

Катя вышла из комнаты и через несколько минут появилась с подносом маленьких булочек.

– Надеюсь, не черствые. Я два дня назад покупала, но тут все помешаны на свежей выпечке, так что я выгляжу анахронизмом. Могу и черствые погрызть. Попробуй, как тебе, нормально? – Она почесала переносицу, отчего на носу появилась желтая полоса.

– У тебя руки в краске.

Катя посмотрела на свои руки, потом на Марусю.

– А, плевать. – И махнула рукой. – Может, душ с дороги хочешь принять? Или вечером?

– Вечером.

– Ну смотри.

Вскоре Катя появилась с электрическим чайником в руках и двумя чашками, которые несла одна в другой.

– Сейчас еще заварку принесу и сахар. У меня здесь все по-простому. Разбросано в нескольких местах. Такой нормальный холостяцкий быт. Бабушка меня всегда ругала: говорила, кому ты такая нужна? А теперь ее нет, – голос Кати задрожал.

Чай пили в молчании.

– У меня есть вопрос к тебе… – наконец сказала Маруся.

– Спрашивай… Я закурю, ничего?

Ее короткие рыжие волосы отсвечивали от света лампы.

– Кури.

– А сама как?

– Практически никак. То есть крайне редко.

Катя поднялась со стула и сняла со шкафа стоявшую на краю пепельницу. Кот с любопытством наблюдал за ней.

– Ну, рассказывай.

– Кать… – Маруся вжала голову в плечи. Ей было странно и неловко. Словно она собиралась сморозить явную глупость, да еще в такую минуту, когда Катя вспоминает о любимой бабушке.

– Ты думаешь, что сейчас скажешь глупость… Спрашивай что хочешь, не стесняйся.

– Как ты…

– А бабушка говорит, что я мысли читать умею. – Катя эффектно выпустила струйку дыма. – Сейчас уверяют, что ясновидение и предсказание не феномены, а вполне себе научные явления.

– Кать, твою бабушку убили, но я даже не представляю, кому могла понадобиться скромная преподавательница психологии и древнегреческой философии, обожавшая тексты Платона и Аристотеля.

– А вот в этом ты ошибаешься. – Катя выпустила еще одну струйку дыма. – Скромные преподавательницы психологии могут быть замешаны в разные события. Жизнь так складывается. Например, ты в курсе, что убийца Кеннеди Освальд Ли Харви приезжал в СССР, жил здесь? Он осел в Минске, да. Но путь его лежал через Москву…

– Тебе об этом рассказала бабушка? Когда? Ты говорила об этом кому-нибудь? – засыпала она Катю вопросами.

– Бабушка говорила намеками. Не хотела для меня никаких неприятностей. – Катя повертела коротко стриженной головой. – Как ты думаешь, почему я тут сижу?

– Не знаю.

– Один раз на меня чуть машина не наехала. Так бабушка страшно перепугалась. Подняла свои старые связи и отправила сюда, во Францию. Я училась на биолога. Кончала биофак МГУ.

– Я думала, ты художница.

– А, это так, баловство. – Катя замолчала. – Я еще удивлялась, думала: зачем она меня от себя прогнала? Отправила единственную внучку… А потом поняла. Она хотела, чтобы я была подальше от всего этого… Боялась за меня. Я многое не понимала, да, впрочем, не понимаю и до сих пор. Знаю только одно: все эти кланы, секретные службы никуда не делись. Какие-то старые кадры тоже остались и управляют всем из-за кулис. Дергают за ниточки других… Правда, для нас, простых смертных, это все далеко и сложно… Я даже не могу поехать в Москву и похоронить Виолу. Этим займется наша дальняя родня. Виола меня предупреждала: если что – сиди и не высовывайся.