– Я знаю, – поморщился Корин. – А ты мне как лекцию читаешь.

– Простите.

– Ладно, проехали.

– Освальду могли вводить различные препараты.

– Кто? – быстро спросил Корин.

– Тот же Мореншильд. Он, как опытный человек, мог контролировать дозировку и способы введения. Наблюдать за Освальдом и докладывать наверх об изменениях в его поведении. Покушение на генерала-расиста Уокера было пробным камнем, чтобы выяснить, насколько Освальд внушаем и способен стать манипулируемым субъектом.

– У нас тоже была такая программа, – как бы мимоходом сказал Корин. – И мы тоже вели Освальда. Переводчица Римма и Татьяна, которая подключилась к Освальду в Минске, – тоже наши люди.

Возникла пауза, но Корин махнул, чтобы он продолжал.

– То, что Освальд плохо стрелял и так и не смог получить права на вождение, говорит о том, что он был неспособен к концентрации, а стало быть, легко поддавался гипнозу. Есть версия, что с ним начали работать, еще когда он служил в морской пехоте. Какое-то время к нему приглядывались, изучали его интеллект, психику, состояние… А потом, на основе всех этих показателей, приняли решение поставить в разработку. На решающем этапе его вел Мореншильд. Такую работу не могли доверить кому попало. Это должен быть умный хладнокровный человек, к тому же связанный со спецслужбами. Кроме Мореншильда, время от времени всплывает еще одно имя. Алекс. С Алексом он познакомился в Минске. Анализ дневника Освальда Ли Харви свидетельствует, что его записи становятся все беспорядочней, короче, сумбурней. То есть воздействие веществ усиливается. Он становится все более и более зависим и внушаем. В дневнике есть упоминания о «человеке-без-лица». С Освальдом в рамках программы «МК-Ультра» контактировали конкретные люди. А потом вся информация о них стиралась, и он не мог вспомнить, как они выглядели. Это мог быть один человек или несколько. Неизвестно. Программные установки были одинаковыми. Но самое странное не в этом…

– А в чем?

– В том, что у меня сложилось странное впечатление – «Алекс», его друг по Минску, переехал и в Америку. Или это все-таки были галлюцинации Освальда?

– Понятно, пионэр, поработал ты неплохо. Теперь советую обо всем забыть.

– Уже забыл. Да, судя по всему, Роберта Кеннеди убили по такой же схеме. Загипнотизированный одиночка. Серхан Серхан, палестинско-иорданский иммигрант. Застрелил, когда Бобби Кеннеди шел через кухню в отеле «Амбассадор». Если бы не смерть, Роберт, скорее всего, выиграл бы президентские выборы. Интересно, что Серхану в момент убийства Роберта Кеннеди было столько же лет, сколько и Ли Освальду – двадцать четыре. Очевидно, что работать лучше с молодыми. Они легче поддаются гипнозу и манипулированию. Позже Серхан Серхан отказывался от того, что он был во вменяемом состоянии, когда стрелял. Он утверждал, что не понимал, как он это делает. И Ли Харви до последнего, даже когда умирал, не подтвердил, что он стрелял в Кеннеди. Зачем ему врать перед смертью?

– Молодец, пионэр! Давай теперь еще по бокалу. Скоро шампанское открывать. Новый год на носу.

Франция. Бретань. Наши дни

Утро началось с чашки крепкого кофе и свежайших булочек с маслом.

– Успела сходить в город, – сказала Катя, наливая себе вторую чашку кофе.

– Пока я дрыхла?

– Угу! – улыбнулась она, забираясь с ногами в кресло и откусывая половину булочки. – Как спалось?

– Сначала – никак. Ворочалась, даже хотела позвать тебя, так как… – Маруся запнулась, а потом продолжила. – Видела, что у тебя свет горит в окне. Подумала, что, может, тебе что надо.

Катя затрясла головой.

– Не-не, все правильно сделала, что не заходила. Мне нужно было остаться одной. Прости, но ты бы мне ничем не помогла. Это моя жизнь… Знаешь, – она усмехнулась и положила остаток булочки на тарелку, – вспоминались какие-то мелочи. Такие смешные… Как я была маленькой, а бабушка водила меня в зоопарк. И глядя на тюленя, я говорила «папалень». Мне казалось, что он похож на папу – такой же развалившийся и ленивый… Виола смеялась, когда слышала это, и умоляла не говорить папе. Или как мы любили с ней собирать осенью опавшие листья и соревновались: кто найдет ярче и красивей… Делали гербарии. Они в Москве остались… – Катя замолчала. – Все. Все, не буду, – вдруг сердито сказала Катя и провела рукой по лицу.

Маруся молчала.

– Слушай! Мы с тобой сейчас ко мне на работу поедем. Я тебе кое-что покажу. Думаю, тебе это поможет.

– В чем? – удивилась Маруся.

– В твоих поисках.

– Откуда ты знаешь, что я что-то ищу?

Катя со стуком поставила чашку на стол.

– Послушай! Чем мы будем откровенней друг с другом, тем лучше. Вчера ты рассказала мне часть правды. Бабушку убили, ты поняла, что есть какие-то нити в прошлом, какие-то тайны и секреты. Я тебе вчера открылась и обратила внимание, как ты слушала. Боялась даже пошевелиться. Ты можешь говорить что угодно, но у тебя есть свой план и свои вопросы! Ты их еще не успела задать. Может быть, настало время поделиться?

Маруся молчала. В комнате стояла тишина, и было слышно, как где-то недалеко раздается шум машины.

– Ты долго молчать будешь?

– Это все сложно… И касается не только меня, но и других людей. – Маруся откинула волосы назад.

– Будешь выкручиваться? Ну-ну… Но зачем? Откровенность так откровенность.

Бывают моменты: пан или пропал. Нужно уметь рисковать, потому что риск – дело не только благородное, но и полезное… Иногда он – ключ к запертым дверям. И, похоже, сейчас настал тот самый момент. Маруся верила в свою интуицию и потому рискнула.

– Ты права. – Она посмотрела Кате в глаза. – Я сейчас работаю в избирательном штабе мэра одного российского города. Работа как работа. – Она помедлила. Катя смотрела на нее, ее зрачки были расширены, и глаза казались почти черными. – И вот однажды отец кандидата в мэры случайно упомянул в разговоре мою бабушку. То есть он ее не упомянул, а просто несколько раз процитировал ее любимые английские поговорки. А потом сказал фразу, которую могла произнести только она. И, Кать, мне стало плохо. Представь себе, когда человек говорит так, что мне на ум приходит только одно – они были знакомы. Мне это показалось любопытным, и я захотела проверить этот факт. Любимой подругой моей бабушки была твоя бабуля. У меня как раз выдалась неделя выходных, я поехала в Москву, чтобы попытаться узнать обо всем. Может быть, данное обстоятельство чего-то значит, а может быть, и нет. Я не знала… Я… – она почувствовала сухость во рту и сглотнула, – открыла ящик своей бабушки, который не открывала с момента ее смерти. Мне все время казалось, что я зайду в ее комнату, а она там, сидит в кресле и читает или раскладывает пасьянс… Иногда я ловила себя на том, что, подходя к двери, хочу постучать и услышать ее голос… Я открыла ящик и нашла там фотографию. Один мужчина показался мне знакомым. С этой фотографией я поехала к Виолетте Сергеевне. Кать! Она узнала кого-то на этой фотографии, понимаешь! Узнала! И ей даже стало плохо, но мне не сказала ничего, только дала понять, что ей нездоровится и хочется остаться одной, отдохнуть… Я предлагала свою помощь, но она отказалась, попросила уйти. Я ушла. Все. На другой день позвонила, никто не ответил… Я решила не ждать, а отправиться к Виолетте Сергеевне. Остальное ты знаешь. А еще я нашла у нас в доме в тайнике отрывок из дневника Освальда, ну, того самого, кто убил президента Кеннеди. Дневник обрывается… Идет вариант на английском языке и на русском. Когда ты сказала про Освальда Ли Харви, я поняла, что это все части одного пазла…