Очевидно, что все это было иллюзией, потому что он никогда не выпускал этот контроль из рук.

С измученным вздохом я глушу двигатель и вылезаю.

Мои мышцы болят, в голове стучит, а желудок переворачивается с каждым шагом из-за водки, которую я выпил прошлой ночью.

Нико выполнил свое обещание напоить меня. Я просто не думаю, что это произвело тот эффект, на который он надеялся, потому что, когда я проснулся с адским похмельем, моей первой мыслью было, что Эмми не было рядом со мной. Черт, ее даже не было в здании.

Толкая дверь, я проскальзываю внутрь дома.

Нет ничего необычного в том, чтобы войти и услышать, как кто-то кричит, но обычно это кто-то моложе меня, кто закатывает истерику. Я не уверен, что когда-либо видел, как мои родители кричат друг на друга.

— О чем, черт возьми, ты вообще думал? — Мама кричит с левой стороны дома, вероятно, с кухни.

— Это не имеет значения. Я делал то, что должно было быть сделано.

— Женив нашего ребенка? — Кричит мама, и в ее голосе звучит крайнее раздражение, заставляя меня задаться вопросом, как долго длится этот спор.

На самом деле она никогда не была из тех, у кого есть мнение о папиных решениях и лидерстве, но я думаю, вовлечение меня во что-то, что меняет жизнь, означает, что она внезапно почувствовала необходимость высказаться.

— Он твой сын, Дэмиен. Твой семнадцатилетний сын. Как ты мог? Разве ты не помнишь, на что это было похоже?

Я замираю от маминых слов и втягиваю воздух.

— Да, на самом деле, я знаю. И поправь меня, если я ошибаюсь, но я думаю, что у нас все получилось довольно хорошо, да?

Следует тишина, и я могу представить, как мама стоит там, уперев руки в бедра, и смотрит на папу сверху вниз так, как многие бы не осмелились.

Она может не вмешиваться и все время казаться любящей женой, но я видел несколько моментов, когда она стояла на своем и побеждала.

И я держу пари, что прямо сейчас наступит один из таких моментов, независимо от того, насколько непреклонен папа в том, что он поступил правильно.

— Это не о нас. Ситуация совершенно иная.

— Так ли это? — Спрашивает он, его голос смягчается. — Это правда? Так случилось, что я слишком хорошо помню, в какой ты тогда была ситуации. Не так уж сильно отличается от Эмми. Нет?

— Это было больше двадцати лет назад, Дэмиен. Совершенно другое время.

— Если ты так говоришь. Но что-то подсказывает мне, что эти двое — просто более молодые версии нас — и ты можешь не согласиться, но я не могу представить, что провел бы последние двадцать или около того лет с кем-то, кроме тебя.

Решив, что слушать, как они мирятся, вероятно, хуже, чем их споры, я заявляю о своем присутствии и врываюсь на кухню.

— А, вот и он. Мой наследник, — язвит папа.

— Заткнись, Дэмиен, — огрызается мама, легонько хлопая его по плечу.

— Твое вчерашнее неуважение не останется безнаказанным, — предупреждает меня папа.

— Во всем этом ты виноват, — говорю я ему еще раз. — Я думаю, что я уже достаточно наказан, не так ли?

Лицо папы начинает краснеть, и как раз в тот момент, когда у него появляется шанс открыть рот, вмешивается мама.

— Я думаю, тебе, вероятно, следует остыть, прежде чем ты скажешь что-то, о чем потом пожалеешь.

— Я бы не пожалел ни о чем, что мог бы сказать о вчерашней заварухе, — бормочет он.

— Еще лучшая причина для тебя уйти, ты так не думаешь? Тео не ошибается. Ты тот, кто навлек это на него, на нас.

— Чтобы защитить мою семью. Гребаный ад, Селена.

Она кладет руки на бедра, и после молчаливого спора папа наконец выдыхает. Он вскидывает руки в воздух и вылетает из комнаты, что-то бормоча себе под нос.

— Ваш брак был устроен? — Выпаливаю я, как только эхо от хлопнувшей двери — вероятно, папиного кабинета — затихает вдали.

Мама выдыхает и подходит к кофеварке, доставая кружки из шкафчика наверху.

— Да, — наконец говорит она. — Твой дедушка, он думал, что это была отличная идея. Вещи… все было сложно. Моя жизнь была… чем-то, о чем тебе никогда не нужно знать. Возможно, я не согласилась бы в то время, но твой дедушка, твой отец, они спасли меня. Я не сомневаюсь, что без них меня бы сейчас здесь не было.

Я смотрю на свою маму новыми глазами.

Я понятия не имел, что они не встретились, не влюбились, а потом не поженились. Все обычные шаги. Я понятия не имел, что здесь замешано что-то — кто-то — еще.

— Но не пойми меня неправильно, Тео. Ничто в этом не было легким. Вряд ли мы были в восторге от мысли, что нас собрали вместе, что твоему отцу было сказано защищать меня любой ценой.

— Мы оба долгое время обижались друг на друга. Ненавидели друг друга, — добавляет она с мягким смехом.

— Что изменилось?

Она смотрит в окно позади меня, ее лицо смягчается, когда она отправляется в путешествие по переулку воспоминаний.

— Он спас мне жизнь. Показал мне себя с другой стороны. Сторона, которая заставила меня понять, почему твой дедушка думал, что мы могли бы быть совместимы.

— Он защищал меня, как будто я была чем-то драгоценным, чем-то достойным, а у меня никогда раньше этого не было. Я помню тот самый момент, когда я посмотрела на него снизу-вверх, когда он уносил меня от катастрофы, от которой ему пришлось меня спасать, и мое сердце упало.

— Это было все для меня. И он тоже, потому что с тех пор между нами ничего не вставало.

— Звучит как что-то из любовного романа, — говорю я ей с ухмылкой.

— Да. Я всегда думала о том, чтобы записать это. Но у меня никогда не хватало смелости вернуться к своим молодым годам. Пережить их было достаточно тяжело.

Она отворачивается от меня, не давая мне увидеть боль на ее лице, пока продолжает готовить нам обоим напитки.

— Возможно, у нас с твоим отцом все сложилось, но это не значит, что я обязательно верю в браки по договоренности и все такое.

— Я понятия не имела, Тео. Если бы я это знала, тогда…

Она ставит дымящуюся кружку передо мной и приносит свою к острову, отодвигая табурет рядом со мной.

— Я должен был сказать тебе.

— Нет. — Она качает головой. — Я понимаю, как все это работает, Тео. Твоему отцу приходится принимать трудные решения, и я более чем счастлива не быть вовлеченной ни в одно из них… обычно.

Между нами воцаряется тишина.

— Пока это не коснется одного из моих д-детей. — Ее голос срывается, и мое сердце подпрыгивает вместе с ним.

— Все в порядке, мам, — уверяю я ее, беря за руку.

Я имею в виду, это не так. Я в гребаном беспорядке. Эмми хрен знает где, и мы проделали очень хорошую работу, испортив престижную папину новогоднюю вечеринку. Кое-что, за что, я уверен, он никогда меня не простит, но вот так. По крайней мере, все живы… Я думаю.