приводя к фибрилляции, но предполагается, что это зависит от того, насколько быстро клетки сердца способны восстанавливать возбудимость, то есть от реституции. Реституция зависит от множества факторов, но она ускоряется при отсутствии кровообращения в коронарных артериях – того самого явления, что убило обоих моих дедушек, – и при выбросах адреналина от психологических нагрузок. Какой бы ни была истинная причина, когда клетки сердца становятся более возбудимыми, спиральная волна может приобрести невероятную чувствительность к малейшим колебаниям электрической среды, подхватить побочные осцилляции и оказаться в подходящем для распада состоянии. «Нарастание» сердечной реципрокной иннервации вполне может быть тем самым свойством, что приводит к «смерти вуду» – загадочной, внезапной кончине, задокументированной антропологами, которая чаще всего происходит во время сильного эмоционального напряжения, например, если человека проклял шаман. Против таких летальных аритмий оказались эффективны бета-блокаторы – группа лекарств, препятствующих эффектам адреналина; возможно, именно поэтому Митч Шапиро, электрофизиолог больницы Бельвю, часто говорил, что в Нью-Йоркскую систему водоснабжения стоило бы подсыпать бета-блокаторов.

* * *

Исследования Майнса по реципрокной иннервации и периоду уязвимости стали вдохновением для новой эпохи в кардиологической электрофизиологии. К сожалению, он прожил недостаточно долго, чтобы увидеть, какое влияние оказали его труды на медицину. Прохладным субботним вечером 7 сентября 1914 года в лабораторию Майнса вошел уборщик; он обнаружил хозяина лаборатории лежащим без сознания на полу под лабораторным столом, подключенным к оборудованию для отслеживания жизнедеятельности. Его тотчас доставили в больницу, но вскоре после полуночи он умер, так и не приходя в сознание. Вскрытие не помогло прояснить причину его смерти, но историки медицины полагают, что его гибель наступила в результате эксперимента по периоду уязвимости, проведенному им на человеке – на самом себе. Эта версия возникла из-за лекции, которую Майнс читал в Университете Макгилла в возрасте двадцати восьми лет, за месяц до своей смерти. В этой лекции Майнс восхвалял проведение экспериментов на себе, ссылаясь на труды современников, которые в экспериментальных целях рассекали себе нервы, чтобы понять, как работает чувствительность кожи, или глотали пластиковую трубку для изучения физиологии пищеварения. Судя по всему, Майнс решил опробовать на себе свою теорию периода уязвимости. Майнс не знал о Вернере Форсмане. Он провел свой закончившийся трагедией эксперимент за пятнадцать лет до того, как великий немец провел самокатетеризацию.

10. Генератор

Когда ситуация кажется безвыходной или предполагается лишь смертельный исход, то отчаянные меры кажутся куда менее отчаянными, а если подойти к делу с умом и храбростью, то их нередко можно воплотить без вреда.

Чарльз П. Бэйли, кардиохирург, Медицинский колледж Ханнеманна, Филадельфия

– Я сказал ему, что если он что-нибудь не предпримет, то к концу года уже будет мертв, – сказал мне однажды днем по телефону Шон, выездной медбрат, курирующий на дому Джека, моего любителя носить магниты. – Что у него заглохнет сердце и у него нет времени играться в эти так называемые натуральные панацеи. – Разозленный Шон сделал паузу. – Знаете, что он мне сказал? – поинтересовался он, и с гневным отвращением процитировал: «Будет не больно?»

Я звонил Джеку, своему пациенту по клинике, примерно раз в неделю, чтобы узнать, как он себя чувствует. Несмотря на усугубление его сердечной недостаточности, он продолжал отказываться от предлагаемого мной лечения, убежденный в том, что его травки и магниты со временем подействуют. Потому что у Джека не было семьи и социальной поддержки, ему нельзя было сделать пересадку сердца. Не было никого, кто мог бы помочь ему с повседневными делами или удостовериться, что он будет своевременно посещать врачей и принимать лекарства. Единственным вариантом решения его проблемы был имплантируемый дефибриллятор за 40 000 долларов – или помещение в хоспис. Я не слышал его еще несколько дней. Потом мне позвонил Шон и сказал, что Джек снова плохо себя чувствует. Джек спал, сидя в кресле, – у него в легких собиралось столько жидкости, что каждые несколько часов он просыпался от удушья. Шон наконец-то смог убедить его на установку дефибриллятора.

Я госпитализировал Джека в отделение кардиореанимации больницы Бельвю и назначил перед операцией процедуру катетеризации сердца. В присущей ему манере он быстро разобиделся на сотрудников больницы. Однажды утром меня срочно вызвали в кардиореанимацию, потому что Джек подрался с медсестрами, желая уйти домой. Когда я прибыл на место, Джек лежал в своем маленьком отсеке палаты за задернутыми занавесками, свернувшись клубочком на мятых простынях. К его впалым щекам была плотно прижата кислородная маска. Я сразу повернул зеленый вентиль, включая подачу кислорода. В пластиковой трубке-индикаторе на усилившейся струе воздуха тут же воспарил пластиковый шарик.

– У меня болит в центре груди, – не глядя на меня, сообщил Джек. Вместо котелка на нем теперь была заношенная белая вязаная шапочка. Он выглядел еще более истощенным, чем когда мы встречались в клинике. Я сочувствовал ему, но все же слегка на него злился.

– Именно поэтому вам и нужно сделать ангиограмму, Джек, – сказал я ему.

– Надо было сделать ее сегодня утром, – прорычал он, гневно сверкая глазами, которые постоянно закрывались. – Еще один день насмарку.

Я сообщил ему, что процедура назначена на следующий день. Если его коронарные артерии окажутся чистыми, то сразу после ангиографии ему имплантируют дефибриллятор.

– Вы говорите одно, а другие – другое, – проворчал Джек.

– Балом здесь правлю я, – быстро сказал я. Мне, ординатору-старшекурснику, было очень приятно сказать, что я здесь главный, пусть даже только для одного своего пациента из всей клиники.

– В форме соглашения упоминается экстренное коронарное шунтирование, – монотонно продолжил Джек. – Я этого делать не хочу.

Я объяснил ему, что это просто шаблонная формулировка формы согласия. Риск серьезных осложнений крайне мал, но в форме соглашения на всякий случай упоминаются все варианты решения потенциальных проблем.

– В моей жизни все было нормально, пока вы не начали в ней хозяйничать, – заявил Джек, пытаясь сесть на кровати.

– Мне кажется, вы не совсем правильно оцениваете происходящее.

– Это моя жизнь!

– Конечно, ваша, Джек, но…

– Нет! – жалобно возопил он. – Я вижу, что вы пытаетесь сделать, вы хотите на мне заработать. Послушайте, я лучше умру. Просто позвольте мне умереть. Я не боюсь смерти; я просто хочу умереть правильно.

Мне правда было очень жалко Джека. Понятно, что он ни за что бы не признался, что ему нужна была моя помощь или достижения современной кардиологии для того, чтобы жить.

Мне нечего было ему предложить, кроме того, чему меня обучили. Я по-прежнему не был уверен, что дефибриллятор был именно тем, что ему нужно, но, когда решение принято, в дальнейших терзаниях смысла