в подавляющем большинстве процедур ангиопластики для удерживания раскрытых артерий в таком состоянии. В начале двадцать первого века шунты стали покрывать химическими препаратами, препятствующими образованию рубцовой ткани. Первым из использованных препаратов стал рапамицин – антибиотик, обнаруженный в почвенной плесени на острове Пасхи, который предотвращает деление клеток. Сегодня большинство используемых в США шунтов обрабатываются рапамицином или схожими препаратами, что практически исключило проблему скарификации тканей во время шунтирования.

Из проведенного на самом себе эксперимента в маленькой операционной в Эберсвальде катетеризация сердца превратилась в невероятно прибыльную индустрию с доходностью, исчисляющейся миллиардами долларов.

К сожалению, Грунтцигу не довелось увидеть кардиологическую революцию, в которой он сыграл столь важную роль. Он и его вторая жена, учащаяся резидентуры, умерли 27 октября 1985 года, когда частный самолет разбился с ними из-за шторма над сельской местностью в Джорджии. Ему было сорок шесть лет. Этот год стал трагедией для интервенционной кардиологии. Последствия курения настигли героев этой сферы медицины. Мейсон Соунс умер от метастатического рака легких; Чарльз Доттер, как бы это ни было иронично, умер из-за осложнений после операции коронарного шунтирования.

9. Проводка

Бессильный, бледный утомленный

<…>

И мое сердце, как при землетрясенье, раскололось,

Оставив ритмы жизни позади.

Данте Алигьери Канцона IX

Старик медленно зашел в мой кабинет в клинике. Он снял шляпу и опустился в скрипучее виниловое кресло. Я видел его и раньше, в последний раз – около двух недель тому назад. Он никогда не выглядел так плохо, как сейчас.

Этот бородатый, истонченный годами старик в винтажном костюме и котелке, придававших ему волшебную ауру персонажа водевиля, подался вперед: «Одышка становится все сильнее, – сказал он хриплым голосом, чем-то похожим на голос Боба Дилана. – Те лекарства, что вы мне прописали, не помогают».

Его звали Джек, и он был одним из тех, на ком такие пионеры кардиохирургии, как Лиллехай, оттачивали свои навыки в 1950-х годах. Когда он был еще ребенком, ему хирургическим путем вылечили один из клапанов сердца. Тогда еще не существовало аппарата сердечно-легочного кровообращения, и хирург мизинцем отодвигал стенку правого желудочка, чтобы восстановить подвижность уплотненного из-за врожденного порока сердца клапана.

Операция прошла успешно, но с годами клапан стал подтекать, из-за чего сердце Джека ослабло и увеличилось, как растянутый воздушный шарик. Теперь его сердце перекачивало кровь менее эффективно, работая лишь на 30 % от нормальной мощности. Он начинал задыхаться, сделав всего пару шагов. Несколько недель тому назад он упал по дороге на третий этаж, и соседям пришлось на руках донести его до квартиры.

Вцепившись в мои руки, словно в перила, Джек доковылял и с трудом залез на стол для осмотра. Я вставил в уши резиновые наконечники стетоскопа. Его наполненные жидкостью легкие потрескивали, как хлопья для завтрака Rice Krispies в миске с молоком. Я надавил пальцами на его отечные ноги, и на них остались небольшие вмятины. Я попросил его снять рубашку, чтобы послушать его сердце. Тогда-то я и заметил нечто, закатанное в желтую майку и прикрепленное к его груди, словно талисман.

– Что это? – спросил я у него.

Он снял этот предмет и передал его мне.

– Это мой магнит, – ответил он. Магнит был обернут изолентой и весил, наверное, полтора-два килограмма. Я помахал им рядом с металлической тележкой, стоящей у моего стола. Моя рука вздрогнула, а затем магнит притянуло к металлу.

– Он тяжелый, – заметил я. Он кивнул, соглашаясь. – Зачем он вам?

Магнитное поле расширяет кровеносные сосуды, объяснил он мне. (Об этом я не знал.) Он сообщил мне, что на самом деле магнит оказывает на тело целый ряд положительных действий.

Пациент впервые услышал о магнитах несколько лет тому назад на коротковолновом радио; с тех пор он использовал их, чтобы избавиться от головной боли, лечил с их помощью небольшие порезы, а теперь еще и свое отказывающее сердце.

Он даже носил магнитный пояс, составленный из небольших прямоугольных магнитов, купленных им в магазине радиоэлектроники Radio Shack, – поясом он лечил пупочную грыжу, которая уменьшилась, когда он стал носить пояс. Я спросил у него:

– Может, она уменьшилась за счет давления от пояса?

– Обычный пояс мне не помог, – ответил он.

Он сказал мне, что с тех пор, как он стал носить на груди магнит, его сердечная недостаточность стала меньше. Я напомнил ему о нашей первой встрече в отделении экстренной помощи больницы Бельвю, состоявшейся за несколько месяцев до этого, когда он был при смерти, просто захлебывался собравшейся в легких жидкостью.

– Только представьте себе, что бы со мной было без магнита, – сказал на это он.

Я слышал об использовании магнитов в лечении хронических болей, и даже там доказательства их эффективности вызывали немало сомнений, но никогда не слышал, чтобы магнитом лечили запущенную сердечную недостаточность. Я не знал, что ему сказать. «Вам стоило раньше сказать мне об этом», – сказал я, наконец подобрав слова.

– Вы никогда у меня не спрашивали, – парировал он.

Он сказал, что всякий раз, когда затрагивались вопросы альтернативной медицины, я казался недовольным. Он спросил меня, помню ли я, как он спрашивал меня о молочном чертополохе и таурине? (Я такого не помнил.) Судя по его рассказу, я отнесся к его предложению с пренебрежением, даже с презрением. Он просил меня связаться с Гари Нуллом, одним из его «натуропатов», чтобы изучить его план лечения, но я так ему и не позвонил. Он даже подумывал сменить врача, потому что я показался ему «слишком догматичным».

Я почувствовал, как кровь приливает у меня к лицу. Я? Слишком догматичный? Я вспомнил о книге, которую он мне одолжил – «Клиническое пособие по натуральной медицине»[53], – которая так и валялась у меня на кофейном столике, ни разу мной не открытая. Теперь я жалел, что не просмотрел ее хотя бы для того, чтобы доказать, какой я всесторонне развитый и открытый для новых идей врач.

– Я ничего не слышал о доказанной эффективности лечения сердечной недостаточности методами альтернативной медицины, – выдавил я из себя.

Он потребовал объяснений – откуда я знаю, что нет никаких доказательств, если я не читал актуальных исследований? Я снова почувствовал себя первокурсником ординатуры, абсолютно неготовым защищать свою позицию. Джеку было безразлично, что врачом тут был я, что я почти закончил ординатуру по кардиологии, что я, к слову сказать, планировал специализироваться на лечении застойной сердечной недостаточности. Как и я сам, он жаждал доказательств. Он использовал против меня мои же аргументы.

Пристыженный его критикой, я принес