– Запросто! Лучший тест на нормальную женщину – это когдапри ней можно ругать феминизм! Она и сама его с удовольствием поругивает, дажеесли она командир противолодочного крейсера, – охотно согласился Хаврон, незамечая, что в его логику закралась как минимум одна ошибка.

Меф увидел, что Зозо переводит взгляд с него на отца иобратно. Точно сравнивает их и огорчается, обнаруживая немало сходств. Причем,возможно, не только внешних. Когда в женщине говорит мать, она умна ипрозорлива даже в том случае, если в другое время начисто лишена этих качеств.

Игорь Буслаев занервничал. Мало кому понравится, когда еготак разглядывают.

– Ты чего? – спросил он.

– Если Меф будет похож на тебя, я его прибью! И тебя тоже! –буркнула Зозо.

Она со страхом думала, что некоторые дети настолькоповторяют судьбы своих родителей, что кажется, будто люди обречены метаться врамках одной судьбы.

Внизу Мефодий и Дафна попытались остаться в лифте, но Эдявцепился клещом и уговорил их поехать с ними. Некоторое время Даф размышляла,зачем ему нужна такая массовость, а потом сообразила: Эдя волнуется и ощущаетсебя виноватым – вот и собирает толпу. Хотя если разобраться, то папа-Буслаев –даже в единственном экземпляре толпа.

Обнаружив, что Дафна тоже идет с ними, Игорь Буслаевоживился. До сих пор он помалкивал, потому что не был абсолютно уверен, что онаимеет отношение к Мефу.

– А я тут думаю: может, хорошенькая девушка просто едет влифте по своей программе, а мы лифт задерживаем? Создаем затруднение вотлаженном функционировании коммунальных служб многоквартирного дома, чемподрываем жильцам их расписанный по секундам быт и нарушаем…

Что именно они нарушают, папа-Буслаев не придумал и перешелсразу к сути:

– Вы слишком красивы для моего сына! Он совершенный оболтус!

– В гараж сейчас пойдешь ночевать! – хмуро предупредилаЗозо.

* * *

Они долго ехали на электричке с Белорусского вокзала.Поначалу электричка была битком. Дачники толкались рюкзаками. Подросткискучали. Дети совали все в рот. Матери семейств читали любовные романы,отслеживая, как Коля и Оля, вдоволь намучившись друг с другом, создают в финаленовую здоровую ячейку общества.

Беспокойный Игорь Буслаев перезнакомился с доброй половинойэлектрички и всем представил своего сына Мефодия. Одному он говорил: «У него вдетстве глаза вечно текли, как у пуделя! А я ему их капал – да!», другому:«Попробуй не дай ему чего – сразу падает на пол и валяется!», а третьему: «Этосейчас памперсы у всех!.. А тогда-то не было! Но все равно – какая орясинавыросла!»

Электричка слушала и сочувствовала папе-Буслаеву, труженикуи мученику. Сыну Мефодию хотелось забиться под сиденье, но там уже стояличьи-то коробки. Он потел, злился и, сам того не заметив, поджег взглядом двастарых телеграфных столба у насыпи. А что поделаешь? Силы-то к нему вернулисьвместе с памятью.

Одно радовало: Дафна слушала все очень доброжелательно, безмин, гримас, незаметных подмигиваний Мефу и прочих сигнализаций на тему: «Неволнуйся! Я отлично понимаю, что все вокруг дураки, и только мы с тобой умные!»Более того, Меф чувствовал, что его отец Дафне нравится и она замечает в немнемало хорошего, много такого, чего не видит он сам, его сын. Да и вообще, чемчище человек, тем больше светлого он видит в окружающих. Проходя мимо помойки,взрослый человек увидит кучу хлама, а ребенок сидящего на баке смешноговоробьеныша.

Когда электричка разгреблась и освободилось место, Эдевздумалось съесть арбуз, купленный в дорогу. Достав кнопочный нож, он судовольствием испугал щелчком лезвия сидевшую напротив щекастую даму и схрустом вогнал нож в полосатый бок арбуза.

Пока Эдя, чтобы не испачкать брюки, хитроумно размещал наколенях пакет, Зозо завладела ножом и выпилила себе серединку. ВозмущенныйХаврон отнял у сестры нож:

– Не выедай! За такие дела в благородном семействе бьют поушам!

– Нас в детстве не били!

– Это потому, что мы плебеи. У нас слабые уши! – пояснилЭдя.

Поев арбуза, Хаврон, едущий к любимой девушке всопровождении кучи родственников, закрыл глаза и уснул. Через какое-то времяпроснулся, снова собрался уснуть, но обнаружил, что они уже приехали. Эдявытащился на платформу, позвонил Ане и получил инструкции, на какой автобуссесть. Существовала и маршрутка, но она шла как-то не так, с заездом вкудатонетудатово.

Погрузились в автобус. На подмосковную природу Эдя смотрелбез выраженного интереса. Он был не Пушкин, и желтенькие и красненькие листьяпробуждали в нем не вдохновение, а лишь занудное рассуждение о зарплатедворников. Получают ли они осенью и зимой, когда работы много, столько же,сколько весной и летом, когда работы меньше.

Заинтересовался Эдя только однажды, когда дедок сбело-желтой бородой втолкнул в автобус испуганную козу. На него стали кричать,хотя коза ехала вполне сознательно. Никого не бодала, не сорила пивнымипробками, не забивала проход вещами и даже не лущила семечки.

Дедок с желтеющей бородой проявил ум и выдержку. Встречноругаться не стал, но предложил:

– Друзья, давайте уточним исходные данные! А если б это былане коза, а, допустим, козье мясо – его можно было бы провозить?

– Тогда запросто! Хоть целую тушу! – подтвердилизлопыхатели.

– То есть эта коза виновата, что она жива? Значит, если ясейчас достану топор и тюкну ее по башке, вопросы исчезнут и все мирно испокойно поедут дальше? – уточнил дедок, с угрозой похлопывая рукой по висевшейна плече сумке.

Злопыхатели в тревоге примолкли, впервые оценив преимуществаживой козы перед козой мертвой. Да и возможное наличие у деда топора заставилоих задуматься.

Эдя придвинулся к деду и, наклонившись к его уху, понимающешепнул:

– Философия? Профессор?

– Обижаешь: физика твердых тел. Доцент, – с достоинствомпоправил желтобородый.

Они с Эдей пожали друг другу руки, хотя Хаврон лишь тогдастановился сопричастным физике твердых тел, когда врезался во что-то твердое.

Наконец автобус остановился и начал разгружаться. Прямоперед ними протянулась длинная трехэтажка, обстроенная сарайчиками. Засарайчиками начиналось поле, сразу за которым цепочкой выстроились домики. Украйнего так сияла новая железная крыша, что жгло глаза.