Не мытьем, так катаньем, – решил Пётр. Призвал на совет Ваську: привлеки своих эльфов, может, они как главные спецы по сокровищам что присоветуют.

Эльфы взяли тайм-аут на изучение вопроса. Но ответ дали досрочный: отдайте взамен Венеры мощи Святой Бригитты. А за общественное мнение мы ручаемся.

«Что за мощи? Какая такая Бригитта?» – удивился Пётр.

Васька растолковал: в Эстляндии эти мощи хранятся. Католическая святыня.

– Так эсты же, после того как мы их… того, присоединили, сплошь в протестантство ушли, – недоумевает Пётр. – К чему им католические кости?

– А я про что? – Васька иногда котриаторской тупости поражался. – Протестантам они ни к чему, а католикам – в самый раз.

Климент, понятно, дураком совсем не был. Понимал разницу между хоть и святыми, но останками и – Венерой, однако эльфы свое обещание выполнили: в католических храмах один за другим пошли молебны за обретение святых мощей, к папе выстаивались целые делегации от регионов. «Даешь святые мощи взамен языческой идолицы!» – примерно таким было общее настроение. И сдался папа.

Прекрасную Венеру от самого Рима до Петербурга несли на руках. Редко на каких совсем уж ровных дорогах позволяли ей ехать в специальной мягкой люльке, притороченной к лошадям. Спереди охрана, сзади конвой. Доставили. Установили с почестями в Летнем саду. Рядом гренадера поставили, чтоб охранял.

Васька, кстати, первым сходство Венеры с Катериной и заметил. Шепнул Петру. Тот пригляделся: мать честная, правда – Катя, только что мраморная.

Екатерина потом, когда ссорились, так и говорила: иди к своей мраморной полюбовнице, пусть она тебя привечает. Да разве бы он свою Катю на кого променял?

– Эх, бабы, бабы, – Красный кот вздохнул, прислонился к розовому Венериному постаменту, – всю жизнь мне за вас доставалось. На Катерине женился – патриарх пеной исходил: помазанному царю на портомое жениться нельзя! А то я передумаю, ежели не благословит. Щас! Царю нельзя, так адмиралу можно. Катя – ох и бедовая супруга у меня была! – только смеялась: в постели, говорит, мужик не чином силен. А за тебя, красотуля, как меня поносили? Православный царь, а на языческих голышей молится, понатыкал их в садах-палатах. Темный народ тогда был, я все время боялся, что тебе голову камнем отшибут. Зато сейчас гляди, где стоишь. И годы не берут. Ладно, пойду, – погладил Венеру по крутому бедру, – пора мне, счастливо оставаться. Даст Бог, еще свидимся.

Венера, прощаясь, сделала легкий книксен.

От Антиков Пётр уже стал поторапливаться, но Эрмитаж так устроен, что обратно в собственную галерею, минуя Египетский зал, не попадешь.

Да, собственно, это было и кстати: нелишне еще раз проверить, как блюдется завет Красного кота.

Египетский спал. Пётр задержался возле Мут-Сохмет, тронул ее лапой: не откроет ли глаз? Царапнул колени, зубами дернул за подол – камень, он и есть камень. Дрыхнет.

Снова, как и в прошлый раз, остановился возле Баст. Та немедленно открыла глаза, показывая: не сплю!

– Молодец, – похвалил Пётр. – Давай-давай, наполняйся любовной силой, тебе ее много надо, чтоб Сохмет заместить. Я только что с твоей товаркой общался. Венера, богиня любви, как и ты. Не знакома?

Баст отрицательно качнула головой.

– Ладно, когда все кончится, познакомлю. Только смотри мне: волосы друг другу из ревности не рвать! А то знаю вас, баб, только сведи вместе…

И уже на выходе из зала вдруг замер, словно что-то вспомнил, резко развернулся и пошел назад.

– Вставай! – толкнул уже снова прикрывшую глаза Бастет. – Со мной пойдешь.

– Куда? – пискнула та. – Зачем?

– Затем, – сообщил Пётр. – С женой моей, Катериной, познакомлю. Она тебе много чего подсказать может и силой поделится. А то что-то опасаюсь за тебя, хилая ты какая-то, будто жизни в тебе нет, размазня, одним словом. Как Сохмет одолеешь? Катя моя знаешь какой была? Один Прут чего стоит! Я тогда первый раз ее с собой в поход взял, а он как раз и не задался. Паша турецкий никак не хотел в мирные переговоры вступать, а мы измотаны уже были, без сил почти. Я же по молодости страшно нетерпеливым был, ну и решил: не хочет паша договариваться, утром наступаем. А куда наступать? Солдаты голодные, пушки тоже кормить нечем. Но раз царское слово сказано… Катя моя, когда я заснул, военный совет собрала. Растолковала генералам, что наступление – гибель. Тут же еще одну бумагу о переговорах паше сама сочинила, да все свои драгоценности, мной даренные, к письму присовокупила. Просыпаюсь утром – вестовой от паши: согласен на переговоры. Храброй была Катя, как не всякий мужик. Мы потом много еще походов вместе прошли, только на морские баталии я её не брал – воды боялась и от морской болезни мучилась. Катя тебя многому научить может, подскажет, как с Сохметкой себя вести, не струсить и честь соблюсти. Пошли, а то уж больно ты вялая, как неживая.

– Так я столько лет без дела, – виновато объяснила Баст. – Сохмет каждое полнолуние подпитывает, а меня – наоборот. Мне бы на солнце, я бы за пару дней оклемалась, а тут, сами видите, какие условия.

– На солнце нам нельзя, сама знаешь, мы – ночные обитатели, а днем – наблюдай да на ус мотай. Потому и веду тебя к Катерине, чтоб через нее силы набралась. Тут она, на втором этаже. Рядом. Давай-давай, не задерживай процессию.

– Вова, ты с ума сошел, – возразила Маргарита Владимировна. – Кошки валерьянку любят, какой портвейн?

И очнулась.

Лаборатория, настольная лампа над столом, подставка, только что собранная. Сама – в кресле.

– Ну я даю! Первый раз такое – на работе заснуть. Как вырубило. И сны какие-то странные – Вова, коты, князь Игорь. С ума, что ли, схожу?

Встала и неожиданно почувствовала себя совершенно бодрой, отменно выспавшейся, будто сутки в родной постели прокемарила. Оглядела измявшиеся брюки, блузку всю в кривых заломах: домой надо срочно, хоть в порядок себя привести – через пару часов рабочий день начинается.

Уже и собралась, о котенке вспомнила: как он там?

Сбросила плащ и понеслась в кандейку. Отворила дверь тихонечко: вдруг спит?

Включила свет. Малыш действительно спал. Смешно, по-детски распластавшись на пузе, раскинув лапы в разные стороны.

В клетках немедленно заволновались кошки. Две, которые вместе, вскочили, замяукали.

– Тише вы, – шикнула Маргарита Владимировна, – малыша разбудите!

Кошки, зашипев, стихли, зато здоровенный Техас, напротив, выгнул спину и принялся противно и громко мурчать. Или рычать. У кошек иногда не разберешь.

– Техас, – укорила его Маргарита Владимировна, – ты-то чего разошелся? Взрослый кот, умный, чего шумишь?

В тихом рокоте Техаса слышалась какая-то просьба, даже мольба. Кажется, Маргарита Владимировна даже разобрала – какая.